Я хотел убить небо - Жиль Пари

– А сам ты тоже смотрел телевизор?

– О да. Телевизор – это круто. Особенно я люблю новости, это как бы такой фильм со сплошными катастрофами, и они идут не слишком долго, так что под них не засыпаешь. А потом показывают передачу про плохую погоду. Ведущая объявляет дождь, грозы и бури. «А землетрясение? – спрашивает мама у ведущей. – Его вы оставили на послезавтра?» Ведущая улыбается маме и говорит: «Циклон Амандина, пришедший с Карибского моря, виден на наших снимках со спутника». «Мама, что такое циклон?» – спрашиваю я. «Жестокий ураган, который срывает крыши с домов», – отвечает она. «Понятно. А почему жестокий ураган зовут женским именем?» А она отвечает: «Потому что жестокие ураганы – это всегда женщины, как та коза, с которой сбежал твой папаша». Я спрашиваю: «Ты думаешь, коза способна сорвать крышу с дома?», а она отвечает: «Кабачок, ты вымотал мне все нервы своими вопросами. Если не замолчишь, отправлю тебя в постель».

– И больше ты ничего по телевизору не смотрел?

– Ну почему, смотрел. «Я выбираю», «Вопросы для чемпиона», «Поговорим», «Красный ковёр», «Кто хочет стать миллионером», вот это всё. Мы ели перед телевизором, а потом я часто засыпал и просыпался из-за того, что мама бросала в меня банку из-под пива и говорила телевизору: «Уже поздно, ложись спать». А иногда, когда мы смотрели какой-нибудь фильм, мама очень много плакала. Она говорила, что сцены любви напоминают ей о моём придурке-отце, она тогда делала большой глоток пива и ругала на чём свет стоит мужчин, которые все как один «сволочи, бездельники и трусы», а я ей говорил, что я ведь тоже однажды стану мужчиной, и тогда она немного успокаивалась. Она ещё какое-то время плакала, сморкалась в бумажную салфетку и говорила: «Это правда, ты тоже однажды станешь мужчиной и тоже бросишь меня ради какой-нибудь козы». И после этого она рыдала ещё сильнее, чем раньше. Тогда я говорил ей, что козы мне совсем не нравятся и что я никогда её не брошу, потому что она готовит очень вкусное пюре. От этого она смеялась и говорила телевизору: «Иди ложись», и я целовал её в лоб и шёл к себе в комнату, и мне было очень грустно. Я думал о своём папе-великане, о том, как он витает в облаках, и говорил себе, что небо обидело маму и что в один прекрасный день я отомщу ему, как делают в фильмах, я убью небо, чтобы никто больше никогда не видел туч, из которых льются одни только несчастья.

– Что ж… Может, выпьешь воды, малыш? – спросил меня судья и продолжил грызть кончик ручки и смотреть в свои бумаги, которые исписаны вдоль и поперёк.

– Да, месье, спасибо. И после этого мне можно будет пойти играть? Дело не в том, что мне с вами скучно, но дело в том, что я обещал Симону, что дам ему выиграть у меня в шарики, хотя я, конечно, наврал.

– Икар! – одёрнула меня мадам Пампино, как будто я сказал плохое слово.

– Нет-нет, ничего, мадам Пампино, – сказал судья. – Я много всего записал. У меня ещё только один, самый последний вопрос, малыш. Тебе нравится здесь?

Я выпил стакан воды и только потом ответил:

– Ну да, тут вкусно кормят, у меня много друзей. С телевизором, правда, не очень. Нам ничего не разрешают смотреть, кроме мультфильмов по видеомагнитофону. Рози говорит, что новости – это не для детей, и фильмы с разными телепередачами тоже. Рози вообще не любит телевизор. А зря. Она могла бы сама поучаствовать в передаче «Я выбираю», где потом смотришься в зеркало, а ты стал совсем другим.

Это очень насмешило мадам Пампино.

А судья поднялся, улыбнулся и опять подтянул штаны.

– Малыш, по-моему, ты очень хороший мальчик. Замечательно, что в тебе есть оптимизм, он тебя не раз выручит в трудную минуту.

Я ничего не понял, но улыбнулся в ответ и подумал о Рози, которая будет мною довольна.

По-моему, я произвёл на него благоприятное впечатление.

– Теперь можно я пойду?

Мадам Пампино взглянула на судью, а потом они оба ласково посмотрели на меня.

– Да, Кабачок, беги к друзьям, – сказала директор. – Только не шумите, как вчера! Чтобы я вас не слышала из своего кабинета.

– Мы будем тихо, честное слово!

Я попятился к выходу и с большой радостью закрыл за собой дверь.

* * *

Сегодня воскресенье, и я жду Реймона, включаю радио, но там передают Азнавура, а это полная ерунда, поэтому я жму на кнопку, чтобы переключиться на другой канал, и слышу диско – Рози всегда с отвращением кривит рот, когда произносит это слово, но лично мне диско очень даже нравится. Ахмед ушёл к учителю, и Симон тоже уехал, не захотел говорить куда.

Сегодня утром я поднялся на последний этаж «Фонтанов» и постучался в дверь к Рози.

– Кто там?

– Э-э-э… Я, Кабачок.

Рози открыла дверь, на ней были домашний халат и тапочки, и я сразу подумал о маме, хотя у неё-то халат всегда был грязный, а тапочки – рваные.

– Рози, слушай, ты знаешь, куда уехал Симон?

– Да.

– Ну тогда скажи мне!

Рози погладила меня по голове.

– Не кричи, мой дорогой, я не глухая. Я не могу сказать тебе, куда уехал Симон. Захочет – сам расскажет.

– Вот отстой, – сказал я.

Рози покраснела:

– Чтобы я не слышала таких слов, а не то сейчас же отправишься к себе в комнату.

Я сразу стал очень послушным, потому что мне совсем не хотелось схлопотать по первое число.

– Ну пожалуйста, Рози!

– Если бы у тебя был секрет, я бы его никому не выдала – ну, если бы ты, конечно, сам меня об этом не попросил. А Симон не просил меня ничего тебе рассказать.

– Он просто забыл.

Рози закатила глаза к потолку:

– Послушай, хватит, будь человеком, не приставай, я ничего тебе не скажу. А разве Реймон сегодня не приезжает?

– Ещё как приезжает, можешь не сомневаться.

– Тогда марш к себе в комнату.

И она захлопнула дверь.

Рози – единственная питательница, которая ночует в приюте.

Мишель, Франсуа, Полина и все остальные живут в своих собственных домах.

А вот Рози любит нас слишком сильно, чтобы жить где-то в другом месте.

Ей не нужно никуда уезжать на выходные, поэтому она может по воскресеньям утешать Беатрису, а ещё нам разрешается стучаться к ней в комнату, если срочно понадобится о чём-то рассказать, и иногда она даже приглашает нас внутрь и готовит чай, но на этот раз мне не досталось ни чая, ничего.

Я пошёл в нашу спальню и стал смотреть в окно, из которого видны парк, галька на дорожках, деревья наказаний, чёрные решётки, а немного дальше – шоссе, на котором полно гудрона, река, ну а за ней – сплошная трава, деревья и кусочки домов. Из животных здесь только один осёл, но к нему нельзя приближаться, потому что он кусается. Рози говорит, он озверел из-за детей, которые дёргали его за уши и хвост.