Марки королевы Виктории - Барри Мейтланд

– Что здесь происходит? – послышался громкий голос Хелен Фицпатрик со стороны задней двери коттеджа. Когда она вышла из дома на солнцепек, собаки подняли лай и бросились к ней. Хелен облачилась в белый клеенчатый фартук и желтые резиновые перчатки; то и другое было измазано кровью. В правой руке она держала тяжелый тесак с широким лезвием – женщина пользовалась им, когда рубила мясо и кости для собак. Кэти она показалась похожей на одну из ассистенток доктора Мехты.

– Дорогая… – Тоби Фицпатрик повернулся и с мольбой во взоре на нее посмотрел.

– Что с тобой, Тоби? – сказала Хелен. – Ты ужасно выглядишь. – Она перевела взгляд на Кэти: – В чем дело? Что вам угодно?

– Все кончено, дорогая, – продолжал лепетать Тоби, находившийся на грани нервного срыва. – Она все знает.

Глаза Хелен хищно сузились, когда она увидела в руках Кэти светло-серый картонный ящик.

– О чем это ты, Тоби? – негромко сказала она. – Что она такое знает?

– Миссис Фицпатрик, – быстро сказала Кэти, – я собираюсь отвезти вашего мужа в полицейский участок в Фарнеме. Вы тоже можете поехать, если хотите.

Хелен Фицпатрик сделала в ее сторону шаг, потом другой.

– Зачем это? Мы уже рассказали вам все, что знаем.

– Мистер Фицпатрик хочет сделать заявление, касающееся смерти Евы Старлинг. Я правильно вас поняла, мистер Фицпатрик?

Тоби некоторое время переводил взгляд с одной женщины на другую. Потом очень тихим голосом произнес:

– Да, правильно.

– Не будь глупцом, Тоби, – сказала его жена. – Никакого заявления тебе делать не надо.

Только в эту минуту Кэти с удивительной ясностью поняла, что Хелен Фицпатрик знает абсолютно все о том, что произошло с ее мужем. Хелен стояла от нее в каких-нибудь двух шагах чуть сбоку. Она продолжала сжимать в руке свой окровавленный тесак, клинок которого был поднят и находился на уровне ее плеча. Между тем оба хозяйских лабрадора словно одержимые носились кругами около Кэти, мешая ей отступить к задней калитке. Прямо перед Кэти стоял Тоби Фицпатрик с тусклым взглядом душевнобольного.

– Миссис Фицпатрик, – сказала Кэти, мысленно задаваясь вопросом, не так ли кончила свои дни Мэри Мартин, – вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Я офицер полиции, и вы знаете об этом.

Хелен Фицпатрик одарила ее долгим испытующим взглядом, потом посмотрела на мужа и тихим голосом сказала:

– Таких дураков, как ты, Тоби, еще свет не видел. – С этими словами она повернулась на каблуках и зашагала к дому. Собаки последовали за ней.

После минутного молчания Тоби хриплым голосом сказал:

– Мне необходимо выпить.

Они вошли в дом. Когда они проходили через кухню, Кэти облегченно вздохнула, заметив, что тяжелый тесак для рубки мяса оставлен рядом с разделочной доской, где лежали окровавленные куски бычьего сердца. В гостиной они обнаружили Хелен Фицпатрик. Она прямо, словно деревянная, сидела на софе в своем окровавленном фартуке и резиновых перчатках и смотрела в пустоту перед собой.

– Пожалуй, я выпью бренди, – сказал Тоби Фицпатрик. – Кто-нибудь еще будет?

Ему никто не ответил. Он подошел к буфету в углу комнаты и налил дрожащей рукой себе в бокал золотисто-коричневой жидкости.

– Было примерно десять часов вечера, – сказал он. – Воскресный день подходил к концу. Мы уже собирались ложиться спать, как вдруг услышали громкий стук в переднюю дверь. За дверью стояла Ева. На мгновение мне показалось, что она попала под дождь, так как с волос у нее капала вода. На плечах у нее была старая куртка, а руки молитвенно сложены перед грудью… Вот так… – Тоби благоговейно прижал к груди бокал с бренди, словно это была дароносица. – Хелен набросила на нее одеяло и усадила в кресло. И тогда она начала рассказывать. Поначалу мы никак не могли взять в толк, о чем она говорит. Она была как помешанная: тряслась, рыдала и мешала португальские слова с английскими. Наконец из ее сбивчивой речи мы поняли, что Сэмми держал ее в запертом погребе и она от него убежала. Сначала мы не могли в это поверить. Это казалось невероятным. Но поверить пришлось, так как она находилась в ужасном состоянии и стояла перед нами, хотя Сэмми сказал нам, что она уже несколько дней как уехала в Лондон.

Я никак не мог добиться от нее объяснений, почему она такая мокрая. Потом я сказал, что надо вызвать врача или обратиться в полицию. Но она не хотела. Впала в истерику, даже стала на меня кричать. – Он пожал плечами и в смятении обозрел комнату. – Но больше всего она боялась, что Сэмми начнет ее разыскивать и с этой целью заявится к нам в коттедж. Поэтому она умолила нас дать слово, что мы ее не выдадим и всячески будем защищать.

– Я отвела ее на второй этаж в ванную, – вступила в разговор Хелен Фицпатрик, выходя из ступора. – Мне показалось, что ее избили, но я не обнаружила на ее теле никаких видимых повреждений, кроме порезов от острых камней на ногах. Она была худая как щепка, дрожала! всем телом, и от ее волос пахло хлоркой, словно она только что купалась в бассейне. Она сжимала в руках какую-то вещь – что-то вроде металлического цилиндра темно-зеленого цвета. Я тогда еще подумала… впрочем, нет, я не имела представления, что это такое. Решила, какой-нибудь футляр с драгоценностями – оттого-то она и держит его так крепко.

Потом я принесла ей домашний халат и шлепанцы – переодеться, и она вроде как малость успокоилась. Сказала, что не прочь выпить чашечку чаю. Я оставила ее в одиночестве и спустилась на кухню, чтобы приготовить чай. Когда я через несколько минут вернулась, дверь в ванную комнату была закрыта. У нас на двери ванной запоров нет, поэтому я сначала постучала, а потом вошла. Она стояла перед ванной на коленях, и я поначалу подумала, что ее тошнит, но она вдруг подняла голову и с самым беззаботным видом мне улыбнулась. Она была уже совершенно спокойна, а рядом с ней на полу лежали металлическая трубка, раскрученная на две части, и несколько пустых пластиковых пакетиков. И тогда я, как мне кажется, поняла, что это такое. И страшно разозлилась. Дело в том, что я тогда как раз получила письмо от сестры, и оно лежало в ванной на подоконнике. Ну так вот: Ева разорвала страницу на две части и свернула одну из них наподобие трубочки. И я подумала: «Ах ты, мерзавка, ведь я его даже не дочитала…»

Нам с Тоби совместными усилиями удалось свести ее вниз по лестнице. Как я уже сказала, она была совершенно спокойна, но в то же время вроде как не в себе. Спускаясь по лестнице, то и дело спотыкалась. На этой стадии я стала задаваться вопросом, уж не позвонить ли нам Сэмми и не попросить ли его забрать ее у нас. Но она так его боялась, что я не знала, как быть. Когда же я упомянула о Марианне, выяснилось, что она боится ее ничуть не меньше, чем Сэмми. Она твердила одно – что хочет уехать в Лондон. Говорила, у нее там есть друг, он о ней позаботится.

– Она сообщила вам его имя? – сказала Кэти. – Хотя бы намекнула, кто это может быть?

– Нет. Ни словом не обмолвилась. Она вообще вела себя очень странно: то веселилась без причины, то впадала в тоску. Складывалось такое впечатление, что у нее приступ паранойи. Из ее речей трудно было уяснить себе что-то определенное. Но в общем и целом можно было прийти к выводу, что она хочет, чтобы мы сейчас же отвезли ее в Лондон. Но мы колебались. Нам не хотелось срываться с места посреди ночи и везти ее куда-то в таком состоянии… А потом…