Адепт - Роберт Финн

Дэвид продолжал молчать, стараясь подыскать нужные слова. Ему хотелось опровергнуть все, что сказала Сьюзен, убедительно доказать, что она ошиблась.

— Это неправда, — произнес он наконец. — Может быть, в прошлом так и было, но с тех пор все изменилось. Я никого не уважал так сильно, как тебя. Когда ты решила спасать Ди, я сделал все, как ты хотела, даже слова не сказал — помнишь?

Сьюзен кивнула:

— Да, но тебя это почти убило. Я видела, как ты мучился. Именно поэтому я тебе так благодарна.

— Чепуха! Немного помял перышки, только и всего. Ты права в одном — раньше я никому так не доверял. Верно, меня тошнит, когда кто-то лезет в мои мысли. Но с тобой — другое дело. Я тебе верю. Поначалу это было трудно, но я привык. Господи, Сьюзен, тебе совсем не нужно мне уступать! Тем более — отказываться от себя. Ты мне нравишься такой, какая ты есть. — Он замолчал, смущенно потупив голову, и добавил изменившимся голосом: — Точнее, я люблю тебя такой, какая ты есть.

Сьюзен плакала уже в открытую — и не столько от огорчения или боли, сколько от избытка чувств.

— Как бы я хотела в это поверить, — прошептала она, всхлипнув. — Я хочу этого больше всего на свете. Я стараюсь изо всех сил, но ты… ты должен понимать, с кем имеешь дело. — Она взглянула на шевельнувшуюся в кресле Ди и понизила голос. — Когда мы были детьми, родители все время на меня давили. Они были счастливы, только если я чего-то добивалась. А Ди… ей достаточно было просто существовать. Где бы мы ни появлялись, она быстро заводила друзей. Ей ничего не приходилось делать — она была самой собой, и люди к ней тянулись. Но я не могла себе этого позволить. Для меня всегда был важен успех и результат. Без этого я чувствовала себя несчастной и… нелюбимой. Мне и теперь недостаточно самой себя — я должна что-то делать, и делать хорошо. Я не из тех людей, кого любят только за то, что они есть. Я — это то, чем я занимаюсь. Вот почему я не пошла по стопам своей матери. Мне часто хотелось быть такой, как Ди, но это невозможно.

Сьюзен замолчала, услышав в соседнем кресле какой-то шум. Американка быстро обернулась и увидела, что Ди уже не спит. Она сидела у окна и смеялась. Это был негромкий, но глубокий и искренний смех.

Сьюзен озабоченно взглянула на сестру.

— Ди, с тобой все в порядке?

Ди продолжала смеяться, качая головой.

— Четыре года и восемьдесят восемь штук, — пробормотала она через некоторое время

Ее снова разобрал хохот, и она никак не могла остановиться.

Дэвид и Сьюзен молча смотрели на девушку, радуясь, что она пришла в себя и заговорила, но немного напуганные ее странным поведением.

Наконец Ди взяла себя в руки и сказала:

— Четыре года я каждую неделю ходила к психотерапевту, чтобы говорить о том, как я замечательна и как хороша собой. Сколько это получится часов? Бог его знает. Но мне ни разу не пришло в голову, до чего же я, оказывается, везучая!

Она выпрямилась в кресле и повернулась к Сьюзен.

— Ты права, мама и папа почти не занимались моим воспитанием: они не орали на меня, если я получала плохие отметки, не заставляли учить уроки и ходить в кружки, им было наплевать, возьмут ли меня в школьную команду. Их не волновало, что я делаю, с кем хожу гулять и где провожу время. Перед тем как покинуть дом, я мечтала только об одном — заставить их хоть на минуту забыть о своей любимой дочурке и обратить внимание на меня. И что ты думаешь? Мне это ни разу не удалось. Поэтому я и уехала. Я оставила им их бесценное сокровище, чтобы они продолжали пестовать его и дальше.

Ди снова засмеялась.

— А теперь что же получается? Оказывается, ты тоже боялась, что тебя не любят! Ты, их обожаемое дитя, с которого мама разве что пылинки не сдувала, считала себя нелюбимой дочерью!

Сьюзен подавленно молчала.

— Я понятия не имела, — пробормотала она

— Ну еще бы. — Ди пожала плечами. — Это не тема для веселой болтовни. «Как, сестричка, ты думаешь, что тебя не любят? Черт, у меня то же самое!» — Девушка немного помолчала. — В прошлом году я была у мамы. Мой врач сказал, что это мне поможет. Наверно, так оно и вышло. Я не изменила отношения к себе, зато перестала ненавидеть мать. — Сьюзен вся превратилась в слух, и Ди продолжала: — Рассказать тебе, что я от нее услышала? Она усадила меня перед собой, словно я все еще ребенок, и заявила: «Но, Ди, дорогая, мы не могли обращаться с тобой также, как со Сьюзен, потому что ты на нее совершенно не похожа. В детстве я старалась быть послушной дочерью, а твой отец — послушным сыном. Никто не спрашивал, кем мы хотим быть, — существовали определенные правила, которые мы должны были выполнять, и принципы, по которым нас воспитывали. Однако мы с отцом решили, что с нашими детьми все будет по-другому. Для нас ты и Сьюзен были самостоятельными личностями, каждая со своим характером и способностями, и мы старались их поддерживать и развивать, а не приспосабливать под собственные вкусы. Мы не требовали от тебя столько же, сколько от Сьюзен, потому что видели, что ты и так готова к жизни. А Сьюзен приходилось все время подталкивать и заставлять, потому что иначе она не смогла бы реализовать свой потенциал, и это сделало бы ее несчастной». Сьюзен снова всхлипнула.

— Она так сказала?

Ди кивнула.

— Не могу ручаться за каждое слово, но общий смысл был таков. Не обязательно быть журналисткой, чтобы запомнить подобный разговор.

— Господи, а я думала, она хочет навязать мне свои взгляды! — воскликнула Сьюзен. — Чтобы я прожила ее жизнь вместо нее.

— Кто знает? — вздохнула младшая сестра. — Я просто передала тебе мамину версию; но я ей верю, потому что видела ее глаза. Мама искренне считала, что ты должна стараться изо всех сил, чтобы не повторить ее ошибок и не остаться человеком с неудовлетворенными амбициями. Она хотела избавить тебя от этой участи.

Сьюзен плакала все сильнее, и на Ди это подействовало заразительно. Наконец старшая сестра повернулась и заключила ее в объятия. Ди ответила ей тем же.

Боже милостивый! — Дэвид скорчил шутливую гримасу. — Не забывайте, что вы в Англии. Здесь не принято бросаться друг другу на шею.

— Заткнись, — буркнула Сьюзен и, высвободив руку, привлекла к себе и Дэвида.

Дэвид не сопротивлялся. Минуту они сидели, сбившись в тесную кучку и не говоря ни слова; Сьюзен и Ди регулярно всхлипывали и обменивались счастливыми улыбками. Проходившая мимо стюардесса остановилась и спросила, все ли у них в порядке.

Дэвид отодвинулся от общей группы.

— Семейный праздник, — объяснил он, кивнув на залитых слезами девушек^ — У вас, случайно, нет шампанского?

— Да, сэр; сейчас принесу.

Стюардесса снова засеменила по узкому проходу.

— Я — пас. — Ди отпустила Сьюзен и схватилась за голову. — Так плохо мне было только после моего двадцать первого дня рождения. Отпразднуйте мое спасение вместо меня, ладно? А потом расскажете, что произошло, пока я витала в облаках. За последние дни я не помню абсолютно ниче… о Господи!