Палачи и казни в истории России и СССР - Владимир Игнатов

В сибирских каторжанских тюрьмах, в которых сидели закованные в кандалы самые опасные преступники империи, проблем с палачами было меньше. В палачи набирали каторжан, приговоренных к жестоким телесным наказаниям, т. е. к таким, которые вполне могли привести к смерти. В такой ситуации отмена наказания за согласие стать палачом была единственным шансом выжить. Это подтверждает судьба восьми каторжан, бежавших в 1801 г. из тюрьмы в Уссурийском крае. Каторжане переправились через реку Амур и стали грабить приграничные китайские деревни, используя свои цепи в качестве смертельного оружия. Грабителей с рваными ноздрями задержали лишь с помощью воинского подразделения, но не казнили, а передали российским властям. В России беглецов приговорили к телесному наказанию, но через год из восьми в живых оставался лишь один — тот, кого завербовали в палачи.

В качестве типичного представителя когорты дореволюционных российских палачей можно назвать известнейшего палача сахалинской каторги Комлева. Комлев — костромской мещанин, из духовного звания, учился в училище при семинарии. В 1875 г. он был осужден за «денной» грабеж с револьвером на двадцать лет. В 1877 г. бежал с Сахалина, но в самом узком месте Татарского пролива, почти достигнув материка, был пойман гиляком, получил 96 плетей и двадцать лет прибавки к сроку. В те жестокие времена палачам работы было много, и палачу, тоже сахалинской знаменитости, Терскому, потребовался помощник. В тюрьме бросили жребий: кому идти в палачи. И жребий выпал Комлеву. В 1889 г. Комлев совершил еще одну попытку побега, но был снова задержан, получил 45 плетей и добавку к сроку заключения 15 лет. Более бежать он не пытался. Невысокого роста и не очень сильный физически, Комлев, однако, был чрезвычайно ловок и сноровист. Владение кнутом он превратил в искусство. Вся каторга знала, что за порку палач берет деньги, но администрации так и не удалось доказать, что в зависимости от полученной взятки Комлев бьет сильнее или слабее, чем «положено».

Поразительный случай, отмеченный во многих каторжанских преданиях, произошел в 1892 г., когда Комлеву пришлось наказывать плетью двух беглецов — Губаря и Васильева. Эти каторжане, уйдя в побег, взяли с собой заключенного — «корову», которого предполагали съесть в пути. После поимки беглецов в мешке Губаря было найдено обжаренное человеческое мясо. Факт людоедства вызвал чрезвычайное негодование каторжан, и они собрали 15 рублей палачу, чтобы тот во время экзекуции запорол Губаря насмерть. Поскольку людоедство Васильева осталось недоказанным и сам он его всячески отвергал, последнего по решению каторжанских авторитетов было разрешено оставить в живых. Комлев деньги взял и пообещал, что забьет Губаря кнутом независимо от того, к какому количеству ударов тот будет приговорен. Администрация каторги узнала о подкупе палача и постаралась помешать запланированному убийству. Губарь и Васильев были приговорены к сравнительно мягкому наказанию — 48 ударам кнута. Смертельным считалось наказание в 200 и более ударов кнутом, поэтому молодым и здоровым мужчинам перенести подобное наказание было вполне по силам. За экзекуцией наблюдали несколько представителей администрации каторги, и все они сошлись во мнении, что палач работал с одинаковым усердием. Однако результаты порки оказались различны. Губарь после экзекуции был унесен в лазарет и через три дня, не приходя в сознание, умер, а Васильев самостоятельно ушел в тюрьму и прожил еще много лет.

Исследователь каторги Влас Михайлович Дорошевич, бывший на Сахалине и встречавшийся с Комлевым, приводит некоторые факты, характеризующие палача. «Докторов, присутствовавших при наказаниях, поражало озлобление и утонченное мучительство, которому Комлев подвергал своих жертв. Комлев как бы смаковал свое могущество. На экзекуции он надевал особый костюм: красную рубаху, черный фартук, высокую черную шапку. И крикнув: «Поддержись!» — медлит и выжидает, словно любуясь, как судорожно подергиваются от ожидания мускулы у жертвы. Докторам приходилось отворачиваться и кричать: «Скорее! Скорее!», чтобы прекратить это мучительство. «А они меня мало бьют? Всю жизнь из меня выбили», — говорит Комлев, когда его спрашивают, почему он так «лютеет», подходя к разложенному на кобыле человеку.

За покушение на жизнь конвойного или сотрудника администрации каторги заключенные приговаривались к повешению, поэтому помимо порки палач приводил в исполнение и смертные приговоры. Комлев лично повесил 13 человек. Чем-то действительно страшным веет от этого человека, который выкладывает по пальцам, «сколько их всего было», — вспоминал Дорошевич: — «Сначала один в Воеводской… потом еще два в Воеводской… Двух в Александровской… Да двух еще в Воеводской… да еще один… да еще три… да еще один… да еще один… Всего мною было повешено 13 человек». И было жутко, когда он рассказывал мне подробно, как это делал. Рассказывал монотонно, словно читал по покойнику, не говорил ни «казнимый», ни «преступник», а понижая голос: «Первым был Кучеровский. За нанесение ран смотрителю Шишкову его казнили в Воеводской, во дворе. Вывели во двор 100 человек, да 25 из Александровской смотреть пригнали. На первом берет робость, как будто трясение рук. Выпил 2 стакана водки… Трогательно и немного жалостливо, когда крутится и судорогами подергивается… Но страшнее всего, когда еще только выводят, и впереди идет священник в черной ризе, — тогда робость берет…По вечерам было особенно трогательно, когда выходишь, бывало, все «он» представляется». После первой казни Комлев пил сильно: «Страшно было. Но со второй привык и ни до казни, ни после казни не пил. Просят только: «нельзя ли без мучениев». Белеют все. Дрожат мелкой дрожью. Его за плечи держишь, когда на западне стоит, а через рубашку чувствуешь, что тело холодное. Махнешь платком, помощники подпорку и вышибают». Какой ужасный и отвратительный человек, скажете вы. А я знал женщину, ласками которой он пользовался. И у этой женщины еще был мужчина, который избил ее и отнял подаренные Комлевым две копейки» (8).

В 1894 г. Комлеву разрешили жить на поселении. Он женился, купил дом (а это среди ссыльно-поселенцев почиталось за признак немалого достатка), с большим усердием занялся огородными работами. Но, как свидетельствовали каторжанские предания, Комлеву ни разу не удалось собрать урожай со своего огорода: все уничтожали каторжане. Не решаясь напасть на своего палача в открытую, они таким образом сводили с ним счеты, мстили ему за позор его промысла.

В августе 1906 г. в России в чрезвычайном порядке был принят закон о военно-полевых судах для террористов. Закон требовал, чтобы военнослужащих расстреливали, а гражданских лиц вешали. Но из-за нехватки палачей повешение часто заменяли расстрелом, который производился воинскими подразделениями. Командующий войсками Одесского военного округа А. Каульбарс доносил 20 сентября 1906 г. военному министру, что частые казни «через расстрел производят неблагоприятное впечатление на войска». На этом основании он просил отпустить ему аванс на оплату палачей для совершения казней через повешение вместо расстрела. Однако в этой просьбе ему было отказано. Сравнивая отношение к палачам в европейских странах и в России, следует подчеркнуть существенную разницу в восприятии профессии палача массовым сознанием европейцев и русских людей. Для жителя европейской страны палач воспринимался как слуга власти, так же как сборщик налогов или офицер армии. Палачи держали лавки, магазинчики и кабачки, люди знали, кому они принадлежат, и никто не гнушался такого рода соседством. В России же представители всех слоев общества видели в палаче преступника, прежде всего против собственной души, негодяя закоренелого и неисправимого. Палач зарабатывал своим ремеслом деньги на жизнь, но позорил навек свой род и фамилию, и не существовало обстоятельств или доводов рассудка, способных в глазах русского общества извинить выбор палачом своего страшного и постыдного ремесла.