Хроники Пустоши - Алексей Бобл

«Крафт» летел в указанную Максом сторону, и Туран сказал, что пойдет присмотреть за раненым. Белорус увязался следом, но вскоре ему надоело сидеть возле бледного неподвижного Крючка и рыжий снова ушел в рубку – там ему было интересней. А Туран сидел на полу рядом с койкой и разглядывал профиль раненого. Что за человек этот лопоухий? Молчал всегда, жевал свою дурь… Что Туран знает о нем? Да ничего – ровным счетом ничего. И не может отвечать за него перед Ставридесом.

Крючок пошевелился под ремнями, притягивающими к койке, и прохрипел:

– Геда…

Туран привстал, заглядывая в его глаза – они оставались пустыми. Крючок видел не тесную кабину в корме гондолы «Крафта», а что-то совсем иное…

Макота разделся и встал перед покрытым трещинами зеркалом в салоне «Панча». Провел ладонями по гладкому материалу, похожему разом и на пластик и на легкий гибкий металл, коснулся тонких полосок, которые отходили от жилета по бокам и снизу, тянулись вдоль рук и ног, заканчиваясь мягкими кольцами, опоясывающими запястья и лодыжки. На кольцах, на полосках и на жилете были с десяток крошечных серебристых кружочков.

Откинув железный лючок на окошке, атаман выглянул. «Панч» стоял возле ржавого автобуса с гнилым плетеным настилом вместо крыши. Спущенные колеса на треть ушли в ил, сзади по углам кузова были вертикально приварены две железные бочки без крышек.

Волны тревожного багрового света накатывали со всех сторон, угасая и разгораясь – фигура стоящего возле кабины Дерюжки то погружалась в полутьму, то ярко озарялась, по иловой корке от нее протягивались в разные стороны сразу несколько теней. Макота выставил голову в окошко. Захар отвинчивал что-то в капоте, Стопор, стоя на подножке, подавал инструменты. Атаман выставил в окошко руку и постучал кулаком по гибкой броне, закрывавшей машину почти целиком. С этим все прошло на удивление гладко – броня легко крепилась и к железу и к дереву, повторяя контуры и «покатости», как выразился Дерюга, и почти не морщилась. А еще у нее обнаружилось полезное свойство стягиваться, словно у подсохшей шкуры ползуна – после того, как они закончили, гибкий металл так плотно облепил «Панч», что стал почти незаметен.

Захар несколько раз спрашивал, что еще атаман с Дерюгой притащили из разлома. Пришлось сказать про световую пилу, хотя о доспехе теперь, после смерти Малика, не знала ни одна живая душа, кроме самого атамана, и раскрывать эту тайну он пока что не собирался.

Макота вернулся к зеркалу и положил ладонь на плоский кругляш, едва выступающий из жилета под левой мышкой. Он уже определил, что кругляш можно поворачивать в три положения. Сейчас доспех был отключен, но если покрутить эту штуку вот так…

Раздался тихий щелчок, и доспех едва заметно мигнул. Макота ткнул пальцем себе в грудь, в бицепс, в брюхо… Каждый раз возникало тусклое световое пятно, быстро гаснущее. Он ударил кулаком – свет плеснулся ярче. И все равно сквозь рубаху его не видно будет, решил атаман. Но вот ежели пуля туда… А если ракета?

Отразит доспех выстрел ракетомета? Ведь не только у бандитов они есть. Ну, то есть такого, как на «Панче», больше нет ни у кого, но небольшими, ручными, владеют небоходы. Да и омеговцы, по словам покойного Малика.

Возникла шальная мысль: что если выйти наружу, встать перед «Панчем» и приказать Захару в себя пальнуть? Нет, опасно и ракеты жалко, да и не хотел он показывать бандитам этот доспех. Никто о нем теперь не знает – пусть так и остается.

Атаман повернул кругляш во второе положение. И сощурился, когда в полутьме салона фигура его очертилась едва заметным зеленоватым свечением – вся, за исключением головы.

– Это оно теперь сильнее стало, что ли? – пробормотал он и опять стукнул себя кулаком в грудь. На этот раз вспышка была ярче, а светящийся силуэт в зеркале на миг подернулся рябью. Макота постучал костяшками пальцев по лбу – нет, башку доспех не защищал.

Он повернул кругляш в крайнее положение.

Силуэт в зеркале озарился бледным зеленым светом. Кокон сияния расширился, теперь он отстоял от поверхности тела примерно на длину указательного пальца, да к тому же накрыл всю фигуру, включая голову.

Макота снова попытался постучать себя по лбу и после нескольких попыток определил: если рука движется медленно, то не испытывает сопротивления, вернее, оно есть, но слабое – будто сунул кисть в густое машинное масло. То есть вроде вязнет в чем-то, но прикоснуться к себе он может. Но вот если двигать рукой быстро – сопротивление сразу усиливается. А когда он попытался с размаху хлопнуть себя ладонью по лбу, то будто по слегка подтаявшему воску ударил: сначала световой кокон немного под рукой подался, но к голове атамана ее не подпустил. Зато обратно движение шло легко, кокон не пытался удержать ладонь внутри себя.

Макота бил и так и этак, а сияющая фигура в зеркале шла изумрудными волнами и вспышками. Наконец, вдоволь нарадовавшись своей неуязвимости, он перевел кругляш в первое положение, чтобы доспех работал, но не светился, и стал одеваться.

В дверь поскреблись.

– Ну? – крикнул атаман, натягивая сапоги.

– Хозяин! – позвал Дерюжка. – Тут эта… Захар со Стопором просят…

– Чего просят?

– Ну, чтоб ты им эту… Оружие свое показал, которое из разлома притащил. Ты ж обещал.

– Обещал… – недовольно протянул атаман. – Ладно, щас выйду.

Он взял со столика похожую на большой кастет рукоять, подумал, что надо к ней приспособить ремешок и затягивать его на кисти, а «кастет» прятать в рукав, отпер дверь и вышел.

До рассвета было далеко. Захар и Стопор спрыгнули с кабины, когда появился атаман. Сидящий на корточках Дерюжка вскочил.

– Ну, что там? – спросил Макота, махнув рукой на капот с поднятой крышкой. – Чините?

– Чиним, – ответил Захар, неотрывно глядя на странную штуковину в руках хозяина. – До рассвета выехать сможем. Макота, что это у тебя?

– А вот. – Атаман протянул руку, и бандиты подошли ближе.

– Так это ж кастет, – удивился Дерюжка. – Большой только.

– Сам ты кастет! – оскорбился Макота и придавил рукоять. – Вот тебе кастет!

– Ай! – молодой отскочил, да и Стопор с Захаром отпрянули, когда из «кастета» вырос серебристый стержень с узкой продольной щелью, делящей его на две половинки.

ВЗЗЗЗИК! – на конце стержня вспыхнула ярко-синяя звездочка, а потом вокруг развернулся, пройдя сквозь прорезь в стержне, стремительно вращающийся световой круг. Он тихо-тихо свистел – звук был таким тонким, что от него смерзались позвонки в хребте и зубы начинали мелко вибрировать в деснах.

– Ох, ничего себе… – прошептал Дерюжка. В его широко раскрытых глазах мерцали два круглых синих огонька. – Эта… это чего, Макота?

Он протянул руку.

– Ты осторожнее, молодой, – усмехнулся атаман. – Лучше его не трогай.