В поисках настоящего - Александр Рей

«А какая разница? Что для тебя значит любить, и что – дружить?»

«Любовь… это то, что я испытываю к Мари… Ощущение счастья… мечты о ней… стремление быть вместе…»

«Ты сейчас говоришь о страсти, но никак не о любви. Признайся, и ты поймешь, что любовь похожа именно на чувства, испытываемые к Алине: интерес к ее жизни, желание поддерживать ее, сопереживать, быть вместе, но не одним целым… и конечно же желать ее саму, а не только ее тело, как с Мари… Разве не это любовь?! Я не пойму, чего ты мучаешься? Почему тебя тошнит, если было хорошо с твоей «подругой»? Если ты чувствовал ее всем своим телом и душой? Почему ты ненавистен и противен себе? Почему ты….»

«Да потому что я знаю, на что обрек ее! Знаю законы нашего мира. Знаю, как муж к ней будет относиться за то, что он не первый… И это все потому, что я не смог остановиться !»

«Ну, вот опять… не успел еще о своем будущем позаботиться толком, как думаешь о ее. Не много ли на себя берешь, вечный виновник?! Может хватит? Может наконец вспомнишь, что это было и ее решение тоже, что это она захотела впервые быть именно с тобой? А сейчас ты коришь себя за то, что отдался на волю желаний, послушал свое сердце и… ну ты понял что еще. Расслабься! Хотя… кому я это говорю?»

Этот нудный внутренний диалог, больше похожий на бессмысленное барахтанье тонущего, продлился до самого утра – и вот уже пора вставать, чтобы идти в школу, а голоса в голове все не умолкали.

Визг будильника вырвал Алана из дремы, спасая от розг собственного разума.

Первое, о чем подумал Алан, открыв глаза, была та пушинка-посланница, «пообещавшая» доставить его просьбу Богу.

«Интересно, она добралась до Него?» – вполне серьезно задумался он, но затем усмехнулся собственным мыслям, коря за присущую детям наивность.

На улице огромными хлопьями валил снег. Встав с кровати, и мельком глянув в окно, сердце мальчика екнуло на доли секунд. Показалось, будто опять миллионы «пушинок-желаний» устилают землю. Но слепящая белизна принадлежала именно снегу – это можно было сразу понять по той тяжести, с какой он шлепался вниз, ведомый силой притяжения.

«Ну, что ж, пусть это будет хорошей приметой!»

Застелив кровать, прикрыв одеялом следы ночи на простыне, Алан пошел умыться, сменил нижнее белье, затем отправился на кухню.

– Доброе утро, – поздоровался он с матерью, на что она лишь бросила не него обиженный взгляд, да еще сильнее поджала губы.

Так же молча она положили в тарелку поесть.

– Мам… – позвал он. Ему не хотелось расставаться с ней так, и Алан даже готов был извиниться, хотя и не чувствовал за собой вину. Он всего-то сказал, что в действительности думал. Но мать, положив перед ним тарелку и хлеб, вышла из кухни. Сбежала.

После съеденного подчистую завтрака (ведь неизвестно когда в следующий раз придется поесть), Алан направился обратно в комнату. В школьный портфель он положил все, что на его взгляд стоило брать с собой: свидетельство об окончании начальной школы, паспорт и свидетельство о рождении (в столе был отведен ящик, где хранились все важные документы семьи), рисунки и чистые листы, ножик для заточки и карандаши разной твердости, еще кое-какие вещи – ничего лишнего, только самое необходимое.

На рисунке проводника Алан написал послание матери. Не хотел, чтобы она волновалась. Пусть знает, что с ним все в порядке. Куда он и с кем, конечно же, писать не стал. Занеся руку для подписи, Алан на секунду замешкался. Его почему-то до судороги в мышцах потянуло оставить свои инициалы, но сделав над собой усилие, он все же написал фамилию с закорючкой на конце – привычную подпись, которую мать сможет легко узнать. Перед тем, как положить рисунок с запиской в верхний ящик стола, Алану захотелось дописать маме благодарность за любовь и заботу, и объяснить ей, извинившись, надеясь, что поймет – о том, что если не уедет сейчас, то останется здесь навсегда, догнивать несчастным человеком с печатью неудачника на лбу.

Прикрывая за собой дверь, он окинул родную комнату взглядом, стараясь запечатлеть в памяти каждую вещь, заполняющую ее небольшое пространство – этот стол и стул, паркетный пол, серые обои, ковер и шкаф… Все цвета, запахи и звуки, что столько лет жили здесь вместе с ним. А теперь он уходит, оставляя их доживать в одиночестве. Закрыв дверь, Алан сжег за собой последний мост.

На улице было невероятно красиво. Снег принес с собой запах зимы и договорился с безжалостными ветрами взять небольшой таймаут, чтобы каждый мог насладиться мягкостью кристалликов льда, неуклюже сыплющихся с неба.

Алан обошел дом позади, подальше от главной дороги и школы, откуда бы наверняка кто-нибудь из детей заметили его, бредущего в сторону «Красного Замка». А ему сейчас меньше всего хотелось, когда обнаружится его исчезновение, чтобы у кого-нибудь из обитателей санатория возникли лишние хлопоты, и не дай Боже проблемы.

Добравшись со стороны холма до конца деревни, он внимательно огляделся – свидетелей его побега вроде как быть не должно, и можно спокойно идти. Природа словно решила помочь Алану, прикрыв его тыл непроницаемым столбом снегопада.

Чем дальше Алан отдалялся от дома деда Азамата, тем сильнее его сердце сжимали тиски страха… Но откуда этот страх? Ему казалось решение принято и никаких «но» быть просто не может. Когда он добрался до поворота между деревней и санаторием, Алан остановился перевести дух – все же бессонная ночь заявляла о себе. Хотя, наверняка, его больше вымотали противоречия, до сих пор борющиеся внутри…

«Ну конечно! Вот почему так тяжело идти! Вот почему сердце болит и хочется кричать… Ведь выбор так еще и не сделан…» Он посмотрел в сторону, где испокон веков стоит родная деревня. Сейчас из-за снегопада проступали лишь трудно различимые очертания домиков. Деревня позади, и вроде как вернуться нельзя… Остались лишь следы на тонком покрове первого снега, но и они исчезнут за считанные мгновения. Не станет их, обратный путь будет отрезан навсегда.

«Или же… еще можно остановиться, и прочь от сказки, обратно в обыденность? Поверив Алине оставить все как есть. Убедить себя, что мечты о чем-то большем – лишь несбыточные мечты… чужие… ненужные. Что единственная радость и смысл жизни – быть лучшим отцом и мужем, на протяжении всей жизни доказывая всем окружающим, и еще больше себе самому, постоянно демонстрируя собственную силу, собственное счастье…»

«СЛАБАК-АК-АК!!! – откуда-то раздался дикий, оглушительный крик, эхом разнося среди гор его клеймо.

– Просто послышалось… – убеждал он себя трясущимся голосом. Сильно зажмурив, а затем открыв глаза, Алан двинулся дальше, шаг за шагом все ближе и ближе приближаясь к новой жизни.

Когда сквозь снег проступила тень высокого забора, у Алана вновь возникло желание остановиться или даже кинуться обратно. Но на этот раз он справился с собой быстрее, даже не сбавив шаг.

Дальше были ворота… Охранник кивнул, как своему. Алан в ответ приветливо улыбнулся. Странное дело, лишь стоило ему зайти на мощеную плиткой территорию санатория, как тревога, державшая тело в напряжении отступила, и вместо нее внутри появилось равнодушное смирение, будто здесь и сейчас он уже ничего сам не решает, а лишь выполняет чьи-то указания. Уж лучше пускай так, чем то, что было…