Почти цивилизованный Восток - Екатерина Лесина

попросил брат. А Эва кивнула и почему-то расплакалась, хотя видит бог, плакать она совершенно точно не собиралась.

К чему, если она дома?

И все-то хорошо.

А вот тут раз, слезы взяли и полились. И матушка забеспокоилась, захлопотала, как не хлопотала, даже когда Эва скарлатиной заболела…

Её отправили наверх, отдыхать.

И… и не отдыхалось. Эва легла в кровать, прямо как была, в платье. Раньше матушка всенепременно выговорила бы, но тут только заглянула и потрогала лоб, будто проверяя, нет ли жара. Жара не было.

Аппетита тоже.

И желания встать. Эва так и пролежала целый день, разглядывая балдахин. Служанки тихонько заходили и выходили, то принося, то унося подносы. Иногда Эва ощущала запах еды, тогда появлялась мысль, что нужно бы подняться и поесть, что…

- Чего вы хотите от бедной девушки? – этот голос разрушил такой уютный кокон тишины. – Если все, что вы рассказали, так и есть, а я уверен, что так оно и есть, ибо человек серьезный не станет тратить попусту свое и чужое время, то бедняжка просто находится в состоянии шока…

- Она целый день не ела! – матушка старалась говорить шепотом, но в нем все одно ощущалась нервозность. – И вот так лежит… просто лежит!

Холодные руки коснулись шеи.

Потом лица.

Закололо чужой силой, проникшей внутрь Эвы, и щекотно стало, до того, что она не удержалась и хихикнула.

- Повторю, что сказал. Ваша дочь вполне себе здорова. Физически. Однако то, что случилось, не могло не оставить следа. Ей просто нужно время, чтобы пережить.

- Но ведь она дома!

- Именно, дорогая моя. Дома. В безопасности. Наш организм весьма умен. И он знает, когда можно предаваться печали, а когда следует собраться. В… ином месте девочка чувствовала опасность. И вела себя соответствующим образом.

Её продолжали щупать.

Тормошить.

И даже в глаза заглянули.

- Представьте, что вы бежали… долго бежали, очень долго. Пытались, скажем, спастись от волка. А потом зверь отстал, и необходимость бега отпала. Но ведь усталость никуда не делась. И получив передышку, вы упадете без сил. Что, собственно говоря, и случилось.

- И… что делать?

- Я пропишу успокоительные капли. Пусть принимает трижды в день.

- Морфин…

- Ни в коем случае!

- Но я слышала…

- Крайне вредное вещество! И сами не смейте принимать, и девочке тем более… нет, обычные ромашка, пустырник, валериана. Хватит. А так… время и спокойствие. Спокойствие и время. Вы не оставите нас наедине? Ненадолго.

Матушка ушла.

Это Эва услышала. И ощутила.

- А теперь, дорогая моя, откроем глаза и поговорим, - сказали ей. И она подчинилась. Почему бы и нет? Усталость? Усталости Эва как раз и не ощущала.

Ей просто ничего не хотелось.

Но глаза она открыла.

Человек, склонившийся над ней, был смутно знаком. Кажется, его приглашали, когда с Тори случилось… то происшествие. И потом, позже, к матушке. Но прежде Эва видела его лишь издали.

- Левас Шверинсон, юная леди. Нас представляли, но вряд ли я столь интересен, чтобы помнить… однако теперь… позволите вашу руку?

Пальцы сдавили запястье.

Холодно.

И колется.

- Как самочувствие?

- Хорошо, - Эва подумала и ответила.

- Чудесно… просто чудесно… люблю, когда у пациентов хорошо. Это всяко лучше, когда у них плохо, а в последнее время как ни странно плохо случается чаще, чем хорошо.

Эва моргнула.

И закрыла глаза.

- Э нет, - Левас Шверинсон потянул за руку. – Садимся, милая, садимся… я понимаю, что упадок сил, он такой…

- Нет упадка.

- Есть. Вы каким-то образом умудрились вычерпать себя до донышка. Возможно, сие есть следствие ношения блокирующих браслетов, следы которых я ощущаю. На редкость мерзкая штука, согласитесь.

Эва согласилась.

Почему бы и нет? Ей несложно.

- И носить их долго нельзя даже детям… особенно детям… но у них хотя бы связи восстанавливаются быстро.

- Что… со мной?

Чужая сила внутри ощущалась чем-то колючим, холодным и до крайности неприятным.

- Вы использовали свой дар и тратили силу. Черпали не извне, а из себя. Но будь вы дома, утрата бы восполнилась естественным образом. Однако браслеты помешали тому. И началось разрушение. Еще бы день-другой и было бы поздно.

- Я умру?

- Когда-нибудь… когда-нибудь обязательно. Левас Шверинсон никогда не врет своим пациентам. И да, вы умрете, я умру… мы все умрем.

Эта мысль показалась Эве донельзя уютной. Надо будет только попросить матушку, чтобы в гроб послали перину. Мягче лежать будет.

- Но не сейчас, нет… я попробую восстановить основные потоки, с малыми организм и сам справится. Вам же в ближайшее время показан отдых.

- Я отдыхала.

- Лежа в кровати? Вы не отдыхали, милая моя. Вы доводили до сердечного приступа вашу дорогую матушку, и мне еще предстоит выписать ей какую-нибудь противную микстуру.

- Почему?

- Почему выписать?

- Почему противную?

Левас Шверинсон скривился в подобии улыбки.

- Потому что, дорогая, люди отчего-то пребывают в уверенности, что лекарство не может быть вкусным. Что, наоборот, чем оно мерзее, тем лучше работает. А ваша матушка и без того особа до крайности мнительная. Вы, к счастью, пошли в отца.

К счастью ли?

- Вот так… лучше?

Эва прислушалась к себе и согласилась, что и вправду стало лучше. Во всяком случае в гроб уже не хотелось, даже если это будет гроб с периной. Как-нибудь она так… обойдется… без гроба.

И поесть бы.

В животе заурчало. А еще чаю, только без сливок и сахара, но самого простого… или нет, с сахаром, но без сливок. А к нему пирожные.

- Вот так-то лучше… я поговорю с вашим батюшкой. Он, если что, сумеет поделиться силой. Но, полагаю, вряд ли в том будет нужда.

- А капли?

- Капли не повредят. Вы и вправду испытали немалое потрясение. И будь вы более… эмоциональны, боюсь, ими бы не обошлось.

Прозвучало обидно.

Выходит, права была матушка, что Эве не хватает чувствительности? Тонкости душевного восприятия?

- О, милая, неужели я сказал что-то не так? – Левас Шверинсон поднес платок. – Помилуйте… неужели вам так хочется в санаторий?

- Куда?

- В санаторий, где девицы экзальтированные лечат свои нервы молочной диетой. Как по мне найвреднейшая затея… или взять новомодную затею голодать? Здоровой женщине нужна здоровая еда. Или вот еще какой-то идиёт придумал ледяные ванны, я уже не говорю о лечении током. Это просто-напросто больно!

Эва поежилась. Как-то