История Персидской империи - Альберт Олмстед

В изображении животных можно различить две главные школы. Мастера одной школы делали царских коней на облицовочной панели, коней из Армении и Пунта, арабского верблюда, жирафа, антилопу, рогатых быков. Другая школа представлена скифскими и каппадокийскими лошадьми и индийским ослом, хотя многие животные представляют собой комбинацию обеих школ. Первая школа изображает челку коня полосками, падающими на лоб. Глаза изображают лунками с небольшими круглыми глазными яблоками, верхнее веко перекрывает нижнее, верхняя часть слезного канала больше нижней, и вокруг глаза имеется глубокая выемка; от слезного канала к носу идет вниз линия. Уши прямо приставлены к голове, изогнутые линии уходят под подбородок, и глубокие линии отделяют шею от головы. Контур губ четкий, рот слегка приоткрыт, ноздри сходятся к острому кончику. Двойные линии разграничивают мускулатуру внутренней стороны ноги, снаружи это небольшая одинарная линия. Тела длинные и узкие, кажется, что животное вот-вот встанет на дыбы. Гривы тщательно подстрижены. Ноги служителей видны отчетливо.

Животные в изображении другой школы являют собой почти полную противоположность. У скифских лошадей линии челки идут из центра, пряди распределяются вперед и на лоб. Глазные яблоки крупные, и глаза просто выгравированы. Простая точка находится напротив слезного канала, затем толстая прерывистая линия идет от слезного канала к носу. Уши не так прямо приставлены к голове; прямая линия отделяет подбородок от шеи и продолжается через всю морду. Губы не прорисованы, рот насильно открыт или плотно сомкнут, и ноздри обозначены простым изгибом. Ножная мускулатура слеплена без линий; тела крупные, ноги тяжелые. Это рабочие кони, на что также указывает неподстриженная грива. Другой характерной чертой этой школы является то, что пятки служителей не видны за копытами лошадей. Другие животные по внешним признакам изображены в той или иной манере.

Тщательный анализ этого величайшего памятника искусства эпохи Ахеменидов доказал, что кажущееся однообразие — это намеренная иллюзия. Благодаря этому анализу мы обнаружили отдельного мастера, узнали присущие ему особенности и увидели различные способы, с помощью которых он решал свои художественные задачи. Когда все иранское искусство пройдет такой же терпеливый анализ, мы получим возможность впервые отдать должное высокому качеству классической ахеменидской скульптуры и отвести ей достойное место в истории древнего искусства.

С неохотой отводя взор от самых прекрасных образцов искусства эпохи Ахеменидов, мы в сопровождении лучников идем вверх по северной лестнице, чтобы посмотреть, что находится за высоким зубчатым парапетом. Перед собой мы видим крытую галерею, по обеим сторонам которой стоят угловые башни из кирпича, покрытого разноцветной глазурью, образующей сцены или надписи. На расстоянии 9 метров в стороне поднимаются два ряда по шесть колонн в каждом; и хотя они имеют 2 метра в диаметре, они возвышаются на 20 метров — самые впечатляющие и при этом самые стройные и воздушные колонны, когда-либо созданные руками человека. Такие же крытые галереи расположены с восточной и западной сторон. У всех колонн имеется основание в форме колокола, покрытое орнаментами, простой полукруглый фриз, суживающийся к одному концу рифленый ствол и капитель в виде двух стоящих на коленях спиной друг к другу животных. В боковых портиках это все выглядит легко и просто, при этом капители в виде быков у колонн на западной стороне, а в виде рогатых животных из семейства кошачьих — на восточной. На портике фасада верхняя половина ствола колонн украшена консолями и двойными вертикальными завитками сомнительной красоты. У стоящих на коленях животных на капителях имеются бронзовые рога, а глазные яблоки покрыты золотом; между ними две длинные балки держат антаблемент высотой в две или три балки. Еще выше можно узнать изогнутые концы стропил, над ними — карниз из трех или четырех балок для поддержания кровли из уплотненной глины, которая удерживает прохладу в помещениях, расположенных внизу. Зубцы скрывают золотые и серебряные плитки, которые покрывают крышу.

Две двери ведут внутрь с северной крытой галереи и по одной — с восточного и западного крыльца. Шесть рядов по шесть колонн в каждом покоятся на квадратном основании и цоколе, вырезанном из того же самого камня, но иначе, чем у колонн фасадного портика. Колонны поддерживают крышу, обшитую панелями из ароматной кедровой древесины, привезенной из Ливана, и придают залу для приемов площадью 13,5 квадратных метра некий «лесной» облик.

Все это мы можем уверенно реконструировать из сохранившихся до наших дней остатков. Но в настоящее время ападана представляет собой руины. Из леса колонн сохранились лишь несколько, которые высоко вздымают свои необычные капители к открытому небу. Золотое покрытие, которое когда-то скрывало голые кирпичные стены, давным-давно разграблено, и несколько кусочков золотого листа — это все, что осталось от былого богатства, расточавшегося здесь. Резьба по дереву, над которой трудилось так много ремесленников (это мы узнаем из архивных табличек, на которых записаны жалкие гроши, выдаваемые им маленькими порциями), стала обугленными балками и пеплом в результате пожара, устроенного македонцем-завоевателем. Великолепные драпировки можно восстановить только по еврейским и греческим описаниям. Толпы людей, которые когда-то заполняли эти внутренние дворики, временно заменили несколько сотен рабочих, необходимых для проведения современных раскопок. Вскоре на этой террасе вновь воцарится ее вековая тишина. Но мы перечитываем древние источники, изучаем барельефы, а затем поднимаемся в ападану. Когда мы видим одинокие колонны на фоне заходящего солнца и смотрим на равнину, не требуется больших усилий, чтобы представить себе, будто мы древние гости, получившие привилегию ожидать церемониального входа Ксеркса в огромный зал для аудиенций.

Из дворца, расположенного южнее, где царь по большей части живет в уединении, подобно богу, приватный коридор приводит его в ападану. На его голове надет высокий головной убор cidaris, к краю которого завитые волосы начесаны на лоб и взбиты на шее; иногда на нем бывает вертиальная тиара, вокруг которой обвита диадема, синяя лента с белыми крапинами. На нем золотые серьги с драгоценными камнями.

Если мы будем стоять достаточно близко к царю, мы обнаружим, что у него выпучен один глаз, очерчены брови, слегка изогнут нос и жесткий рот. Усы свисают вниз, но их концы закручены. Его борода обрезана прямо на уровне талии и в подражание ассирийской моде завита горизонтальными кольцами. Его верхнее одеяние кандис окрашено дорогой финикийской краской в пурпурный цвет, оно тяжелое от золотой вышивки, изображающей дерущихся ястребов или чудовищ; по слухам, оно стоило 12 тысяч талантов. Это одеяние надето поверх пурпурного хитона с белыми крапинами, предназначенного только для царя. Пурпурная кайма есть и на его белых или малиновых штанах, которые видны из-под одежды. На нем простые башмаки на каблуках, с заостренными носками синего или шафранового цвета. Золотые браслеты и ожерелье добавляют впечатления, в то время как за золотой кушак засунут короткий персидский меч, ножны которого, по слухам, сделаны из цельного драгоценного камня. В правой руке царь держит тонкий золотой скипетр с набалдашником, в левой — лотос с двумя бутонами.