Книга покойника - Янина Забелина

– Вы не пострадали? – спросил он глухим голосом.

– Пострадала? Нет! Конечно, нет.

– Это хорошо, а я, кажется, вывихнул лодыжку.

Она тут же всполошилась.

– Стефан, как ужасно. Это больно?

Пострадавший сержант неуверенно поднялся на ноги. Он ощупал свою левую лодыжку, ободряюще улыбнулся и сказал, что будет ясно после того, как он немного передохнет. После этого не слишком веселого заявления он сел на сани и достал сигареты.

Казалось, Хильда сейчас расплачется от сопереживания.

– Боже мой! Боже мой! – причитала она. – Вам, наверное, нельзя ходить. Давайте я сбегаю в дом и вызову по телефону экипаж?

– Ну куда вы побежите!

– Это моя ошибка – вы не привыкли к саням.

– А Карсон хорошо знаком с этим снарядом?

– Он много катался на санях-тоббогане.

– Что ж, я не сумел их укротить и поплатился. Держите сигарету. Я рад, что не зашиб вас.

– Надеюсь, что у вас не растяжение.

Гарольд осторожно подвигал ступней.

– Вряд ли. Я стяну ногу, когда мы доберемся до дома, – поспешно добавил он, – если у вас найдется пластырь. Если нет – сделаю плотную повязку.

– Пластыря у нас предостаточно.

– Тогда все обойдется.

– К сожалению, я так и не научилась оказывать первую помощь!

Стефан угрюмо проговорил:

– Зато у меня немалый опыт по этой части.

– Неужели в том лесу, где изобилие белок?..

– Приятнейшие маленькие существа, которых вы когда-либо видели.

– Стефан, когда мы вернемся в дом, вы должны позволить нам послать за доктором. Я не хочу испортить вам отпуск.

– Никакой доктор не сможет починить меня лучше, чем я сам.

– Госпожа Утзингер будет потрясена. Может, вы хотя бы останетесь на ужин?

– Благодарю. Не принимайте все так близко к сердцу.

Начинало смеркаться, на холодном небе появились звезды, а они все еще брели по заснеженному лесу. Наконец, впереди показались острые очертания серого дома. Было – Гарольд восхитился точности собственных расчетов – пять минут седьмого. Он подобрался к Витчерхииру с черного входа. Если ему придется вернуться ночью и затем уйти, то не останется следов, над которыми мог бы задуматься господин Утзингер.

Госпожа Утзингер вначале набросилась на горе-спортсменов с упреками: они пропустили чай, они оба могут подхватить пневмонию, они поступили неразумно. Но заметив хромоту Стефана и выслушав красочную историю их падения, она преисполнилась сочувствием и поспешила на помощь. Вскоре извлеченный из пальто сержант стоял посреди кухни, и Хильда нежно поддерживала его.

– Вот что я вам скажу, – заявила госпожа Утзингер. – Если вы едете слишком быстро, на чем угодно, даже на санках, вы в опасности.

Стефан выразил свое согласие неопределенным жестом.

– Ужин будет готов через пару минут. Сержант, вы уверены, что после своего самолечения сможете ходить без посторонней помощи?

– Конечно. Дайте мне лишь липкой ленты и ножницы. Это займет некоторое время.

– Наверное, стоит позвать господина Утзингера?

– Ну что вы, лучше я все сделаю сам.

Убедившись, что решение Стефана непоколебимо, госпожа Утзингер перестала настаивать и с помощью Хильды – Утзингер в это время занимался котлом – препроводила инвалида наверх в большую спальню с примыкающей к ней ванной комнатой. Там добрая женщина поспешила снабдить его рулончиком пластыря, ножницами, спиртом для растирания, хирургической марлей и полотенцами. И, наконец, он остался один.

Но торопиться не следовало – он подождал, пока Хильда не ушла в свою комнату, чтобы переодеться, а затем, заперев за собой дверь в спальню, бросился на черную лестницу. Они с Графом решили, что начать надо с чердака – ведь именно там Хильда слышала белку.

Правда, у Стефана не повернулся бы язык назвать «чердаком» эту чистенькую, обшитую прекрасно подогнанными досками северо-западную угловую комнату – скорее, это было аккуратное хранилище для ненужных вещей и сосланной на покой мебели. Сундуки и коробки, похоже, не запирались: но были ли они пустыми? Стефан переводил взгляд с предмета на предмет, и его лицо становилось все мрачнее и мрачнее – свойственное ученым и специалистам желание действовать не спеша и весьма ограниченное, не более четверти часа, время на обследование этого чердака портили ему настроение.

Обыскивать оказалось, кроме незакрытых сундуков и коробок, нечего – кроме углового шкафа, который поднимался до самого потолка! Гарольд подошел к нему и потянул дверцу. Шкаф оказался заперт.

Поздние сумерки позволили Стефану обходиться без фонаря. У него был мощный фонарь, и он, не колеблясь, пустил бы его в ход, если бы знал наверняка, что освещенной окажется только внутренность чердака, – господин Утзингер, отправившись по каким-нибудь делам в гараж, мог не только заметить свет, пробивающийся из-за голландских ставней, но и обнаружить, что они не закрыты до конца. Стефан снова вынул свой набор инструментов и в полутьме атаковал нехитрый замочек шкафа. Западное окно находилось совсем рядом.

Дверца легко открылась на разболтанных петлях. Что там говорила Хильда Гаст вчера вечером? Она искала картинку старого Витчерхиира повсюду, кроме одного или двух закрытых на замки шкафов для одежды – их заперли, когда семья осенью перебралась в Берн. Этот, видимо, был одним из них, но летней одежды в нем не оказалось. Шкаф был пуст, если не считать квадратной шерстяной сумки на одном из десятка крючков, прикрепленных гораздо выше головы Стефана: ажурная сумка для рукоделия – обозначенная большими вышитыми буквами Э. Г., – висела в том самом месте, где сходились две стены, служивших стенками треугольного шкафа.

Эмма Гаст оставила в Витчерхиире не только свою сумку, она оставила и работу. Холодно поблескивали стальные спицы, воткнутые во что-то вроде массы желтой вязаной шерсти, видневшейся сквозь кружево стенки, вместе с тугим клубком шерсти.

Стефан подумал, что гравюра из тома вряд ли свободно поместилась в сумку госпожи Гаст. Он почти удовлетворился результатами осмотра, но, приученный к методичности и неторопливым размышлениям, решил не спешить – впрочем, он всегда внимательно обследовал объект снаружи, прежде чем приступать к раскрытию внутренних тайн… Но впоследствии ему так и не удалось понять, почему, прежде чем шагнуть в шкаф, он вынул из кармана фонарь и посветил внутрь. Яркий луч скользнул по потолку, по стенкам и по полу… – вернее, он ушел куда-то вниз, поскольку пола не было.

Стефан стоял одной ногой на выступающей нижней части рамы и смотрел в черный зев колодца; и его мысли – когда он снова смог думать – выстраивались в следующую логическую цепочку: Граф утверждал, что поскольку вторая стрела не указывает в расписании на строку «Берн», она не означает возвращение Хильды Гаст в столицу кантона – девушка просто должна покинуть Витчерхиир. Но зачем, если загородный дом Одемаров для нее безопасен? Значит, что-то ей угрожает, а Стефану следует это что-то найти. Он и нашел – значит, Граф был прав. Стефан вспомнил, как Хильда – с улыбкой – сказала ему, что один из этих угловых шкафов не занят фарфором. Возможно, Граф и догадался бы, что этот вскрытый Стефаном угловой шкаф находится точно над тем, который они видели в столовой, – тогда вполне логичным выглядело бы заключение, что длинный ложный шкаф, а вернее, шахта или колодец, пронизывает старый дом от подвала до верхнего этажа. Когда Витчерхиир был построен, он, вероятно, обогревался только открытым огнем – каменным углем, древесным углем, просто дровами – в сырые летние ночи, а за створками фальшивых шкафов пряталось несложное подъемное устройство, с помощью которого вязанки и корзины с топливом доставляли в верхние спальни.