Ночные легенды - Джон Коннолли

Это был его дом. Дом Грэйди, каким он представал в его воображении.

Позади себя я ощутил присутствие, но когда обернулся, то увидел лишь свое отражение в зеркале прихожей, на фоне чудес пышных интерьеров у себя за спиной. Но здесь было что-то еще; оно, казалось, ждало за стеклом. Я это чувствовал, хотя перед глазами плыло, а кашель от вони старого клея и сырой шпатлевки, усиливаясь, мучительно сотрясал мое тело.

Тут я впервые заметил, что дверь в подвал сейчас не заперта и даже не закрыта. Я знал, что на той двери висит еще одно зеркало, и если в него вглядеться, то в его тускло-пыльной глубине предстанет очередной плод воображения Джона Грэйди, каким-то образом прокравшийся в мое сознание.

– Кто здесь? – окликнул я.

И мне ответил голос; что-то похожее на голосок маленькой девочки.

«Я здесь, – сказал он. – Ты меня видишь?»

Я повел фонариком, пытаясь уяснить источник.

«Здесь. Я здесь. За тобой».

Рывком обернувшись, я увидел опять же зеркало, а в нем ребенка – девочку с паклей грязных волос и в рваном, запачканном красном платьице. За ней виднелась еще одна девочка, с бледными впалыми щеками и надорванной кожей. Та девчушка, что говорила, припала к зеркалу, как к стеклу; было даже видно, как расплющилась ее кожа.

«Он здесь, – сказала она. – Он никуда не уходил».

Краем глаза я заметил, как по зеркалу столовой прошла угловатая тень. Это была фигура мужчины, размытая, как проекция вне фокуса. Двигалась она проворно, смещаясь из зеркала в зеркало, и через комнаты продвигалась к прихожей.

«Он идет», – сказал голосок, и обе девочки исчезли.

Я поднял ствол пистолета. Казалось, везде, куда бы ни падал мой взгляд, вихрилось движение, а до слуха вроде как донесся пугливый взвив детского голоска. Я тряхнул головой. Теперь звуки исходили откуда-то снизу, из подвала, и я направился в ту сторону. В зеркале на двери я узрел себя в катакомбах дома Грэйди, каким он никогда не был. Передо мной спускалась лестница в подвал. Луч фонарика освещал белесые тенеты паутины, каменный пол и стул, сиротливо стоящий под единственным патроном без лампочки. По размеру стул был не взрослый, а скорее детский. На стенах здесь тоже висели зеркала, но помпезная меблировка в них уже не отражалась; не было здесь и ковров с портьерами. Это было место для убийств, и в красоте здесь Грэйди не нуждался. Я переходил от зеркала к зеркалу, и луч фонарика ломко отсверкивал от них под углом. Попутно я ухватывал свое отражение – снова, и снова, и снова.

На какое-то мгновение у меня за спиной проглянуло еще одно мужское лицо, но оно тут же снова ушло в темноту. Я поднял ствол, навел его на зеркало и… замер.

Сверху послышался звук шагов, близясь через прихожую к двери в подвал. Я выключил фонарик и отступил в темень как раз в тот момент, когда сверху упал еще один луч света. Слышно было, как кто-то дышит и как под весом поскрипывают ступени, а затем в поле зрения показался горбатый силуэт. Впрочем, нет: горбом был мешок, который нес у себя за спиной крупный мужчина. Мешок шевелился.

– Ну вот, почти дома, – произнес мужчина.

В тот момент как он ставил ногу на пол, круг фонарика у него в руке подскочил. Мешок он аккуратно поместил на пол, затем перевел фонарик из режима луча в режим лампочки, и в ее свете предстало его лицо.

– Не двигаться, – сказал я, появляясь из провала тени возле лестницы.

Шериф Грасс не очень-то и удивился, хотя обстоятельства к тому располагали, – так, слегка остекленел глазами. В левой руке у него стал виден пистолет, который до этого был скрыт мешком. Он был приставлен к голове ребенка, что находился внутри.

– Вам здесь не место, – сдвинув брови, сказал он. – Ему это не понравится.

– Кому не понравится? – спросил я.

– Мистеру Грэйди. Чужих в своем доме он не любит.

– А вы? Вы разве не чужой?

Грасс егозливо хихикнул. На редкость неприятный звук.

– Я? Не-ет. – Снова скабрезное «хи-хи». – Я уже давно, давно сюда хожу. Доверием ко мне мистер Грэйди проникся не сразу, но потом у нас с ним все заладилось. Мы много беседуем. Ему здесь одиноко. Ну а я вот приношу ему компанию. Можно сказать, новую кровушку.

Боком ступни он пнул мешок, и ребенок внутри приглушенно вскрикнул.

– Как ее звать? – спросил я.

– Лизетта, – ответил Грасс. – Красотулечка. Да вы ее, кстати, видели. На фотографии.

Красотулечка.

Дальним как эхо отзвуком этому слову откликнулся еще один голос, и в зеркале за спиной у Грасса проплавилось отражение Джона Грэйди. Пальцы его были распялены по стеклу, и к нему же приникала мертвая бескровная белизна лица. Жадные прозрачные глаза были прикованы к ребенку, слабо шевелящемуся в мешке. Джон Грэйди: вытянутый острый подбородок, аккуратно уложенные редеющие волосы, галстук-бабочка в горошек. Тонкие губы безмолвно ворожили литанию желания; слов слышно не было, но их значение было ясно вполне.

– Это всё дом, Грасс, – сказал я. – Он заставляет вас все это делать. Это неправильно, вы это знаете. Опустите пистолет.

Грасс мотнул головой.

– Я не могу, – слабо и отрешенно произнес он. – Мистер Грэйди…

– Грэйди мертв, – с нажимом сказал я.

– Нет, он здесь.

– Послушайте меня, Грасс. Что-то в этом доме на вас подействовало, и вы не можете мыслить связно. Нам нужно отсюда выйти. Давайте сделаем это вместе: я возьму девочку и понесу следом за вами. И мы отсюда уйдем.

Впервые на лице Грасса просквозила нерешительность.

– Он сказал мне ее принести. Он ее выбрал. Из всех девочек, что я ему показывал, он избрал именно эту.

– Нет, – возразил я. – Вы это вообразили. Вы провели здесь слишком много времени. Все в этом доме токсично, пропитано ядом. И каким-то образом этот яд пропитал вам ум.

Ствол в руке Грасса чуть заметно дрогнул. Взгляд его с меня скользнул на мешок с девочкой, затем обратно на меня.

– Он заразил вам мысли, Грасс. Вы не хотите этой девочке навредить. Вы полицейский. Вы должны ее защитить, точно так как защитили Денни Магуайера. Отпустите ее. Вы должны это сделать.

Впрочем, говоря все это, я не верил ни единому своему слову, потому что видел, как Джон Грэйди в зеркале переводит взгляд на меня, а его губы складываются в одно короткое властное слово.

«Нет».

Грасс это как будто услышал, и сомнение ушло из его глаз. Он с новой силой приткнул ствол к голове девочки и, вскинув мешок, зажал его под мышкой, а сам поступью начал пятиться вверх по ступеням. Я неотступно двинулся следом – тоже вверх по ступеням, затем через коридор к прихожей. Грасс определенно направлялся к своей припаркованной снаружи машине. Но у выхода путь ему преградили две фигуры.