Пожиратели душ - Селия Фридман

Вместо огня там дотлевали красные угли.

Камале открылась правда, и тьма сомкнулась, окружив кольцом ее собственную душу. «Не пресекайся, дыхание, угомонись, сердце. Дайте подумать. Он консорт, да, но не обязательно мой».

«Не обманывайся, – ответила правда, глядя ей прямо в глаза. – Он изнемог в то самое мгновение, когда ты пустила в ход свою Силу. Ты знаешь сама».

Камала снова проникла в него. Огонь, угасающий, но еще горячий, тянул ее к себе – так требует топлива обыкновенный огонь. Пожелай она поглотить этот жар целиком, устроив себе напоследок роскошный кровавый пир, ничто не могло бы ей помешать. Это было в ее власти.

– Лианна? – Его глаза открылись и смотрели на Камалу так пристально, что ее бросило в дрожь. – Что случилось? Мы… мы…

– Они все перебиты. С нашей стороны убитых нет, только раненые. Люди Нетандо подчищают остатки.

Он попытался сесть. Боги, как он слаб – без всякой к тому причины.

«Не считая того, что я за один раз выпила из него слишком много сил».

Талсин с недоумением обвел глазами фургон.

– Мы в повозке Урсти, – объяснила она.

– Да, конечно. Можно было догадаться по запаху. Я ранен? – Это прозвучало так, будто он боялся услышать ответ.

Она покачала головой. «Если и ранен, то не оружием смертных».

Его это явно не утешило. Он со вздохом уронил голову, не пытаясь больше этому препятствовать, и прошептал:

– Прости. Я должен был сказать тебе…

Она не ответила, слыша, как стучит сердце – то ли его, то ли ее.

– И Нетандо тоже надо было сказать, еще там, в «Третьей луне»… но тогда он не позволил бы мне ехать вместе с тобой. Ты спасла меня, Лианна, и должна знать правду. Я упал, потому что…

– Тихо. – Она приложила палец к его губам. – Не говори ничего. Я знаю.

Какие теплые у него губы! Быть может, они кажутся такими лишь по сравнению с холодом бездны, пустившим корни в ее душе? Одна неверная мысль, одно мгновение жалости к умирающему – и она рухнет во тьму на веки вечные.

Это его Сила заставляет ее сердце биться, струится по ее жилам, наполняет воздухом ее легкие.

Отведя ее руку от своих губ, он тихо спросил:

– Другие тоже видели, что ты женщина?

Она не сразу поняла и лишь потом спохватилась, что повязка, которой она стягивала грудь, ослабла, ворот дублета распахнут, и Талсину, над которым она склонилась, хорошо заметны два холмика у нее под одеждой.

– Это ничего, – сказала она. – Я пользуюсь чарами…

«… в которые вкладываю твою жизнь». Вслух она этого сказать не могла.

Он поднял руку, провел по теплой ложбинке захолодевшим от дождя пальцем.

– Но меня твои чары не обманывают.

– Нет. – Его голос, его прикосновение завораживали ее саму. – Тебя не обманывают.

Теперь он ласкал ее грудь. Она хотела остановить его – и не могла. Его жар зажигал ее кровь, от его желания у нее слабели колени. Он почувствовал, что она не сопротивляется, и его легкие касания сделались тверже. Другой рукой он обнял ее, притянул к себе.

А за этим последовал поцелуй. Раньше она никогда не позволяла мужчинам такой вольности. Чего только они с ней ни вытворяли, каких унизительных вещей от нее ни требовали, но целоваться – ни-ни. Она сама не знала, что это для нее значит, почему она так защищает этот последний оплот. Когда его губы коснулись ее, она вся застыла и чуть не отшатнулась… но услышала тихий вздох его наслаждения, ощутила всю сладость его нежного рта. Да, такого она с мужчиной никогда не испытывала.

– Нетандо, – выдохнула она. – Он будет искать нас.

– Пусть себе ищет, – прошептал Талсин и поцеловал ее еще раз. Жаркая страсть, сквозившая за его ласками, удивления не вызывала. Сегодня он встретился со Смертью и жаждал снова почувствовать себя живым. Это стремление переливалось в кровь Камалы вместе с его атрой, будоражило ее, кружило голову.

Они лежали, втиснутые в щель между ящиками, и что-то пряное, висевшее в воздухе тонкой пудрой, оседало на затылке Камалы. Частью ума она сознавала, что это безумие. Магистры не вступают в любовную связь со своими консортами. Но стук сердца и собственное желание, разгоравшееся все ярче, заглушали доводы рассудка.

Она сняла с него отсыревшую рубаху, провела пальцами по гладкой коже, упругим мышцам. Коснулась губами давно заживших шрамов на груди, прочла заложенную в них память. Радующая сердце свобода, бунтарский восторг. Громадный зверь приближается, это становится опасным, но даже боль приносит радость, делая охотника единым с его добычей. На коже Талсина, как видно, отложились воспоминания всей его жизни, и теперь они перетекали в Камалу. Восхитительные воспоминания, пьянившие ее, как вино.

«Ах, мой принц… могли бы мы делить с тобой это удовольствие, если бы ты не принадлежал мне?»

Снаружи послышались мужские голоса. Не прибегнуть ли к колдовству, чтобы помешать им заглянуть в фуру? Нет, нельзя такой монетой платить Талсину за любовь. Довольно и того, что она крадет у него каждый вздох, каждый удар сердца, что даже жар своих чресл она черпает от него. Нельзя в эти мгновения отнимать у него что-то еще.

Мужчины прошли мимо без ее вмешательства, их голоса затихли, и она перевела дух.

– Да пусть их, – прошептал Талсин, снова приникая к ее губам.

«Они думают, что я мальчик… не нужно, чтобы нас застали вот так…» Он стал ласкать ее между ног. Она закрыла глаза, застонала. Провались все в тартарары! Она насладится этим мгновением до конца, а о последствиях подумает после.

Она стала развязывать свои штаны – нелегкая задача в такой тесноте, но необходимая. Чуть ли не впервые в жизни Камала пожалела, что на ней не юбка, и это вызвало у нее тихий смех. Талсин удивился, но она поцеловала его сама, вернув к более важным занятиям.

Завязки наконец поддались. Дрожащими руками она спустила с себя мешковатую мужскую одежду, а там и вовсе сняла. Талсина тоже освободила от штанов. Она приняла в себя не только его плоть, но и дух. Его атра прожигала ей жилы при каждом движении. Прикусив губу до крови, она сдержала рвущийся из груди крик. Незачем привлекать чужих к их приюту.

Еще немного – и посторонние, а с ними и весь внешний мир перестали существовать. Остались только страсть, огонь и наслаждение, столь запретное, что даже имени у него не было.

Покой.

Вещь редкая в его жизни и потому особенно драгоценная. Краткий миг, на который можно забыть о борьбе, о страхе. Насладиться простым человеческим счастьем и тишиной, которая приходит потом.

Ведьма Лианна лежала рядом, положив руку ему на грудь, и дышала с ним в такт. Как будто в мире нет никакого зла. Как будто ему еще жить да жить.