Пожиратели душ - Селия Фридман

Полу Хофферу – за плодотворные усилия любви

Эта книга никогда бы не появилась на свет без участия одного необыкновенного человека. Не могу, к сожалению, назвать вам ее настоящее имя. У нее, видите ли, две разные жизни. Одна из них – та самая, которую собиралась изучить я, – полна тайн и до того отличается от моей, что одним чтением литературы я решила не ограничиваться. Мне требовалась реальная женщина, готовая вспомнить вместе со мной самые темные моменты своего прошлого и при этом способная понимать, как отразились эти моменты на ее дальнейшей судьбе.

Среди своих клиентов она известна как Анна.

С редкостной готовностью и великой щедростью она открыла мне свое сердце, поделилась воспоминаниями – хорошими и плохими, радостными и тревожными. Поделилась отчаянием, которое впервые побудило ее продать себя, и ощущением собственной силы, которое она обретала порой, несмотря ни на что. Благодаря ей я стала понимать, какие социальные и сексуальные факторы сформировали характер моей главной героини, и сумела сделать эту героиню реальной. Без помощи Анны я вряд ли осуществила бы свой проект.

Спасибо тебе, Анна, – ты помогла Камале родиться!

Благодарю также моего агента Расса Гейлена за его творческий вклад в эту работу; Дэвида Уолдона – самого тонкого моего критика и самого рьяного болельщика; Пола Хоффера и Карла Сипра – за ценные замечания в процессе работы. Без вас, ребята, я не справилась бы.

Проснувшись, Имнея поняла, что ее ждет Смерть. Имнея уже некоторое время чувствовала ее присутствие. В сквозняках, гулявших по дому, в тенях, не желавших перемещаться вместе со светом. В холоде, охватившем ее тело, когда она врачевала дочку Хардингов, и в дрожи, сотрясавшей ее еще долго после этого.

Зеркало, с другой стороны, почти ничего не показывало. Ведьмы старятся и умирают не так, как обычные люди. Они – словно печь, куда запихнули весь зимний запас дров сразу. Пламя полыхает ярче некуда, но и гаснет быстро, задушенное собственным пеплом и золой.

Как давно началось ее умирание? В юности, когда она открыла, что способна творить маленькие чудеса, или позже? Что заставило Смерть впервые обратить на нее внимание? Огненный танец, который она в бессознательном детском восторге отплясывала на подоконнике? Ох и доставалось ей за это от матери… Или осознание собственной духовной силы, которую мистики называют атрой, и подчинение этой силы себе? Когда был подписан их договор и что привело Смерть к решению расторгнуть его? Исцеление сына Аткинов? Дождь, который Имнея вызвала в засуху девяносто второго года? Очищение Дирума от гангрены, спасшее ему ногу?

Тридцатипятилетняя Имнея на вид казалась сорокапятилетней, а чувствовала себя так, будто ей все восемьдесят.

«Скоро, – прошелестела Смерть, словно падающие снежники. – Скоро».

Она со вздохом добавила в кухонную печь еще дров, попыталась разворошить гаснущие угли. Больше года она не пользовалась атрой, надеясь восстановить этим хоть часть своих жизненных сил. Какой бы внутренний источник ни питал атру, он должен помешать угасанию жизни, если перестать из него черпать. Но даже если и так, сколько сил уже растрачено безвозвратно? Каждый раз, исцеляя ребенка, изгоняя демона, заговаривая чье-то поле от нашествия саранчи, Имнея расходовала часть собственной жизни. Все ведьмы знают, что запас этот не безграничен. Не только тело со временем становится немощным – духовное пламя тоже начинает колебаться, коптит и, в конце концов, потухает.

Но как же это возможно – иметь целительскую силу и не пользоваться ею? Можно ли смотреть, как синеет от удушья дитя, и не вдохнуть в него жизнь, даже если это должно отнять от твоей собственной несколько драгоценных минут?

Поначалу эти минуты казались ей сущим пустяком. Что могут знать молодые о времени, особенно когда Сила распирает их изнутри, требуя выхода? А когда ты начинаешь понимать, что минуты складываются в часы, часы в дни, а дни в годы, Смерть уже стучится к тебе.

«Довольно, – пообещала себе Имнея год назад. – Не стану колдовать больше. Даже если мне отпущено совсем мало времени, я оставлю его для себя». Она дала односельчанам знать, что не может больше лечить их. Если они возненавидят ее за это, так тому и быть. Ненависть – плохая награда за долгие годы служения, но Имнею бы это не удивило. Люди становятся поразительно неблагодарными, когда ожидают, что кто-то будет жертвовать собой ради них.

И это уже началось. Она слышала, как шепчутся у нее за спиной. Если ребенок умирает от оспы, виной тому ее невмешательство. Если тяжелая рана приводит к смерти, виной тому ее черствость. Им нет дела до того, что болезни и раны – естественная часть существования и только чудо способно их одолеть. Нет дела, что она потратила на эти чудеса два десятка лет своей жизни. Нет дела, что Смерть дышит ей в затылок из-за этих самых чудес. Ее отказ творить чудеса далее – только это они и видят.

Люди есть люди.

Она придвинулась ближе к огню, стараясь прогнать из мыслей вопрос, который все ведьмы задают себе под конец: стоило ли оно того? Слишком они опасны – разговоры с самой собой. Ответишь «нет» – и проведешь остаток дней в сожалениях. Ответишь «да» – и будешь твердить себе, что сама виновата в своей ранней смерти.

Стук в дверь прервал ее думы. Кто может стучаться к ней теперь, когда все селение смотрит на нее как на парию? Открыв тяжелую дубовую дверь, она увидела при свете меркнущего зимнего дня две фигуры. Нет нужды спрашивать, зачем они явились сюда. У одной в руках маленький сверток, и можно не сомневаться, что это укутанный в одеяло ребенок. Горячая игла гнева, подкрепленного чувством вины, кольнула Имнею в самое сердце.

Мало им того, что она отказывает им на рыночной площади, в храме, на улице? Теперь они вознамерились приносить болящих прямо к ее порогу?

Она чуть не захлопнула дверь у них перед носом, но многолетнюю привычку к гостеприимству преодолеть оказалось не так-то просто. Имнея неохотно отступила и дала посетительницам войти. При тусклом свете огня из печки она рассмотрела их лучше: высокую изнуренную женщину – крестьянку, явно знававшую лучшие дни, и маленькую девочку, тоже отнюдь не цветущую здоровьем. Из тех, кому оказываешь посильную помощь и кого отправляешь домой, зная, что на будущий год Смерть все равно приберет их – с помощью голода, лишений и всего остального, против чего никакое чародейство не действует. По девочке видно, что она уже повидала гнилую изнанку этого мира и притерпелась к ее вони. В ее-то годы… А женщина – та просто отчаялась.

Первой заговорила как раз женщина:

– Прости, мать, что беспокоим тебя…

– Я больше не занимаюсь врачеванием, – отрезала Имнея. – Если хотите горячего чаю на дорогу, я вам налью. Хлеб тоже найдется, но это и все.

Она приготовилась к тому, что женщина начнет спорить. Не первый случай, видят боги, скорее уж сотый. Но та просто откинула уголок одеяла, и блестящая зеленая сыпь на воспаленном младенческом личике обо всем сказала без слов.