Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

— Квартирные окна чуть выше подъездных. Это тоже нужноучитывать…

— Учтем.

Спустя тридцать секунд мы уже стояли на лестничной площадкевторого этажа. Отсюда хорошо просматривались буквы «П…Г…Е». О и Р не горели, аЕ всплыла только потому, что подъездные окна действительно оказались чуть нижеквартирных. На стандартной площадке располагались четыре стандартные двери: трииз них были деревянными, и лишь одна обита дерматином, — самая ближняя к лестнице.Номер восемь.

И Рейно выбрал ее. По совсем нехитрым расчетам, получалось,что именно здесь когда-то, в период мартовских теней, и была снята АллаКодрина.

— Ну что, — спросил он у меня, неизвестно почемупонизив голос. — Придумали, что скажете хозяевам?

— Пока еще нет, но надеюсь на озарение. С вами ведьпрошло без сучка без задоринки… На «Королеве Реджине». А ведь я тоже не знала,что со мной будет, когда зашла к вам в номер.

Рейно надулся и принялся гонять желваки.

— Надеюсь, что люди, которые здесь живут, будут менеепочтительны.

— Менее почтительны?

— Спустят вас с лестницы, и дело с концом. Я достала изкармана перстень Аллы Кодриной и повертела им перед носом Рейно.

— У меня есть вещичка, которая может открыть любуюдверь…

— Тогда валяйте…

Подойдя к двери, я набрала в легкие воздуха и на мгновениезадумалась: все последующее будет зависеть от того, кто откроет мне дверь. Естьнесколько вполне безопасных вариантов — сослаться на перстень, сослаться напокойного Олева, сослаться на здравствующего Филиппа, сослаться на газету«Петербургская Аномалия».

Последний вариант вообще универсален.

Эта мысль настолько успокоила меня, что без всяких колебанийя нажала на кнопку звонка. А потом еще раз и еще.

Никакого ответа не последовало.

Это было так несправедливо, что я даже затрясла головой. Иснова принялась насиловать дверной звонок. И снова пространство за дерматиномответило мне издевательской тишиной.

— Ну как? — поинтересовался Рейно с лестницы.

— Вы же видите… Никак. Никого нет дома. Он поднялся комне и посмотрел на часы.

— Двадцать два сорок четыре. В принципе, в это времякто-то обязательно должен быть дома.

— Вы судите по эстонским образцово-показательныммужьям?..

— Что будем делать? — — Рейно постаралсяпропустить мое замечание мимо ушей:

— Давайте вернемся в «ПГЕБК», — предложила я —именно так выглядела отсюда наполовину не горящая вывеска — «П… Г… Е Б…К». — Подождем некоторое время… Зажжется же там свет, в конце концов…

Но Рейно явно не хотелось возвращаться в это затрапезноезаведение.

— Не знаю, не знаю… Зажжется ли он вообще, вот вопрос.

— Вы хотите сказать…

— Сейчас лето, возможно, жильцы уехали в отпуск… Всенормальные люди уезжают летом в отпуск.

Такая простая и естественная мысль даже не приходила мне вголову. А когда Рейно высказал ее, я впала чуть ли не в неистовство. Приехатьсюда из Питера, чтобы просто выпить трухлявого ячменя на спирту в каком-тогадючнике и поцеловать замок чужой двери, — в этом была чудовищнаянесправедливость! Я уставилась на Рейно и требовательно сказала:

— Придумайте что-нибудь, Рейно! Я же вам деньгиплачу!..

— Что же я могу придумать?

— Эх, вы! Ладно, идемте… Имеет смысл позвонить соседям.Наверняка им что-нибудь известно об обитателях.

— И что вы им скажете?

— Задам простейшие вопросы, господи! Что, где, когдаприедут…

— А если они все-таки в городе?

— Тем лучше. Значит, мы останемся и будем ждать их допобедного конца.

Я снова увлекла Рейно к подъезду. И чем ближе мы подходили кнему, тем большую прыть проявлял мой спутник: он отделился от меня, взбежал полестнице и принялся обшаривать дерматин. Я уже намеревалась сунуться в соседнююс восьмой квартирой дверь, когда… услышала, как легонько скрипит ключ в замке…

Нет, куррат, это был не ключ. Во всяком случае, не роднойключ.

Рейно, склонившийся над дверным замком, чем-то орудовал внем. От изумления у меня отвисла челюсть.

— Что вы де…

Договорить я не успела: дверь подалась, и Рейно ввалился вдверную щель, немилосердно таща меня за собой. И захлопнул дверь изнутри.

Несколько минут мы стояли в вымершей квартире, привыкая ктемноте.

— С ума сошли?! — полуобморочным шепотом сказалая. — Вы что сделали?! Это же… Это же взлом! Самый обыкновенный, вульгарныйвзлом. Как вам вообще это пришло в голову?!

— У вас есть другие варианты? — таким же шепотомогрызнулся он. — Возвращаться в ту кофейню я не хочу… Jube vaaterpilt! [37]

— А это — не жуткое? Да нас в любой момент могут…Учитывая, что я в розыске… О боже!!! — Я интуитивно направила кулак всторону приглушенного голоса Рейно. — Взломщик! Скотина!

Сукин сын Рейно легко увернулся.

— Да успокойтесь вы…. Вы же сами хотели сюда попасть…

— А если хозяева вернутся?

Рейно опять принялся возиться с замком, подсвечивая себенепонятно откуда взявшимся фонариком.

— Я поставил дверь на предохранитель, — радостносообщил он. — Так что, если они вернутся, у нас будет время сообразить,что делать.

— А вы еще тот тип, — сказала я, и неизвестно,чего в моем голосе было больше — осуждения или сдержанного восторга. — Чемэто вы?

— Есть несколько специальных приспособлений, —снисходительно пояснил Рейно. — Но вы должны понимать… Это —дополнительная услуга, и она должна оплачиваться отдельно. По прейскуранту…

— О господи!..

— В договоре есть пункт о дополнительных услугах выпросто невнимательно читали.

— Хорошо, обещаю вам, что, когда все это кончится яобязательно со всем ознакомлюсь… Обещаю. А теперь Что мы будем делать теперь?

Но его уже не было рядом со мной: А спустя несколькомгновений где-то впереди возник мутный четырехугольник света — должно быть,Рейно открыл дверь в комнату.

— Идите сюда, — позвал он.

Я двинулась на свет и на голос.

Рейно отирался у окна, внимательно разглядывая буквы застеклом. Сомнений быть не могло: это то самое окно, возле которого стояла срозой в руках Алла Кодрина. Убедившись в этом окончательно, Рейно задернулшторы. И включил напольный светильник, который, очевидно, присмотрел ещераньше. Теперь, в прихотливом свете ночника, чужая комната чужой квартирыпредстала перед нами во всей красе.