Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Что это значит? — Я с подозрением смотрел на своих спутников, но они не лучше меня разбирались в происходящем. Давид удивлённо взирал на раболепного официанта, а Паола с недоумением — на меня. Не похоже было, что кто-то из них решил тайком заказать бутылочку «Veuve Clicquot», горлышко которой недвусмысленно торчало из белоснежной салфетки.

Ни слова не говоря, официант протянул мне большой, очень красивый конверт. Затем он торжественно налил в бокал немного шампанского и заученным движением преподнёс его Паоле. Пить она, впрочем, не спешила. Такой же бокал появился перед Давидом. Ко мне у официанта явно было какое-то особое отношение. Наполнив последний бокал, остававшийся на подносе, он, заметно волнуясь, одной рукой достал из ведёрка со льдом нечто, весьма напоминающее стеклянную пробирку, и опрокинул её в предназначенноё мне шампанское. Только после этого бокал был торжественно водружён передо мной.

— Синьор, приславший вам эту бутылку, просил передать её именно таким образом, — глуховатым от волнения голосом сообщил наконец этот «фокусник». И я прекрасно понимал причину, заставлявшую его нервничать. Ещё бы! В стоявшем передо мной высоком, идеально чистом бокале, наполненном шипящим и пенящимся шампанским, плавал какой-то противный, длинный, зелёный червяк. «Здравствуй, папа», — обречённо подумал я и привстал из-за стола, внимательно оглядывая зал. Давид и Паола смотрели с изумлением, явно не понимая, что на меня нашло. Ну да, всё так и есть. Осталось только выяснить, где прячется этот… чурка нерусская…

Партия была разыграна классически. Компания «спортсменов», резко переставшая веселиться, наглухо заблокировала выход из ресторана и, не скрывая интереса, во все глаза наблюдала за моей реакцией. Двое молодых парней, до того спокойно сидевших на высоких никелированных «табуретках» возле стойки, также обернулись в нашу сторону и всем своим видом демонстрировали очевидное: «Проход закрыт». Расстёгнутые спортивные сумки, лежавшие у «мальчиков» на коленях, лишний раз это подтверждали. Слишком хорошо я представлял, что можно носить в такой таре. В зале была ещё парочка «напряжённых спин», но их присутствие уже не играло никакой роли. Капкан ставил «профи» высочайшего класса, и вырваться из него без потерь было невозможно. Да и желание совершать очередной подвиг во мне почему-то отсутствовало. Жизнь повернулась в очередной раз, вот и всё… Дьявол, ну где же этот поганец?

И тут я его заметил. Поодаль, метрах в десяти от нашего столика, сидели двое: мужчина в лёгкой шёлковой рубашке и молодая светловолосая женщина. Он — спиной ко мне, она — вполоборота и… что-то знакомое было в этой блондинке, что-то очень знакомое… До шумной сценки на улице данный столик пустовал, значит — вся эта спортивная возня с рюкзаками и девушками была разыграна специально для меня. И пока я щёлкал клювом, он совершенно спокойно вошёл в кафе и занял место за колонной, почти скрывавшей его от меня. М-да… Единственное, что мне оставалось сделать, это почтительно снять шляпу и вручить ему переходящую пальму первенства. Распечатав конверт, я вынул из него лист превосходной бумаги с золотым обрезом и развернул его. Ну, естественно… Ничего другого я и не ожидал.

Подпись отсутствовала, но… я прекрасно помнил своё письмо, отосланное месяц назад из Амстердама. Гадать об авторстве не было нужды. Медленно, с большим чувством скатав послание в тугой бумажный шарик, я с силой запустил его в аккуратно подстриженный затылок сидевшего за колонной мужчины.

— Ну, здравствуй, сук-к-кин сын, — вежливо поздоровался я по-русски. В ответ Рихо Арвович Эвер, с лицом, исполненным прямо-таки неземного блаженства, продемонстрировал жест, известный нынче даже папуасам, — сжатая в кулак рука с вытянутым средним пальцем. И, скрепя сердце, я вынужден был с ним согласиться. Особенно когда обернулась его спутница. Радостная улыбка мадемуазель Софи Моран, в узких кругах известной как «просто Даша», просто не оставляла мне иного выбора. В этом раунде чёртов эстонец «поимел» меня решительно и бесповоротно.

«Кх-ха!» С громким выдохом закончив сложную фигуру и разжав пальцы, я резко развернулся и замер в классической стойке. Две пары тяжёлых нунчаков стремительно неслись к мишени, издавая в полёте тонкий, едва различимый свист. Следить за ними не было нужды, я и так знал, что они неминуемо воткнутся в макивару, укреплённую в углу большого зала. Короткая дробь ударов лишь подтвердила мою уверенность.

Со стороны входных дверей послышались жидкие аплодисменты — вошедший несколько минут назад в зал Рихо выражал своё восхищение. Я обернулся.

— Ну вот, — произнёс он, подходя ближе. Оглядевшись по сторонам и не обнаружив ничего подходящего, Рихо со вздохом подтянул повыше брюки и уселся прямо на гладкую деревянную поверхность пола.

— А ты ныл, что совсем вышел из формы, — закончил он, окидывая меня взглядом.

— Я не ныл, — буркнул я, садясь на поджатые под себя ноги рядом с ним. — Я жаловался.

— Я и говорю — ныл.

— Дурак ты, Рихо. С тёплыми, волосатыми ушами, — спорить с ним мне просто было лень. — Там есть какие-нибудь изменения?

Я кивнул вверх, подразумевая этаж над нами. Он пожал плечами.

— Да почти никаких. Всё то же самое. Филипп контролирует процесс, твоя мамзель разрывается между факсом, телефоном и компьютером… Слушай, а ловко у неё это получается. Она в койке тоже кнопки пальчиками ищет, а?

— А в морду? — угрюмо поинтересовался я.

Он на всякий случай прикрылся рукой, с деланым испугом косясь на меня.

— Да ладно, ладно… Шутка! У тебя, старик, с юмором совсем плохо стало.

— Зато у тебя хорошо, — огрызнулся я. — Как рука, кстати?

Весной, во время нашей парижской эскапады, ему прострелили руку. С тех пор прошло уже больше двух месяцев.

— Нормально, — ответил он. — К дождю побаливает… только в этой сраной Италии и дождей-то не бывает…

— Ты неподражаемо говоришь по-русски, — ухмыльнулся я.

Рихо знал с десяток языков, начиная с родного эстонского и заканчивая несколькими африканскими, но со мной упрямо общался только по-русски.

— Я ещё стреляю неплохо, — потупился он скромно.

— В порядке, говоришь, рука-то? — поинтересовался я. — Тогда, может быть, — спарринг?

— Пошёл ты, — отмахнулся Рихо. — И потом, это будет нечестно. У меня преимущество.

— С какой стати? — удивился я.

— Ну, ты же знаешь, что я был ранен, начнёшь меня жалеть… А поскольку я в любом случае сильнее, тут-то я тебя и разделаю под орех. Логично?