Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

— Я попросила принести и все утренние газеты, которые у них есть, — прокомментировала Паола явление этой ходячей библиотеки.

— Ну, ты сама так решила, — усмехнулся я. И, разделив всю кипу пополам, подвинул одну часть ближе к девушке. — А теперь окажи мне ещё одну услугу, найди в этой груде ерунды всё, что касается нас троих. Пожалуйста, Паола, — добавил я, когда она скорчила недовольную гримаску.

И протянул вторую половину Давиду:

— Увы, мистер Липке. Вас это тоже касается. С удовольствием помог бы, но… итальянский язык, сами понимаете.

Определив в едином гениальном порыве фронт работ, я с удовольствием откинулся на спинку стула. Ужасно люблю смотреть, как другие работают.

Я успел прикончить ещё одну чашечку ароматного капучино и уже подумывал о том, чтобы заказать какой-нибудь омлет, когда Паола, наконец, отложила последнюю газету в сторону.

— Дай мне сигарету, — нервно пошевелив длинными пальцами над столом, попросила она.

— Что интересного пишут в газетах? — поинтересовался я.

— Многое, — ответил за Паолу Давид, бросив на стол свой экземпляр.

— «Ночная война», «Перестрелка на Via Berrani», «Арестована пожилая женщина», — процитировал он.

— Эти ублюдки арестовали Франческу, — зло сказала Паола.

— Кого? — не понял я. — Синьору Лонги?

— Да. Но им это ничего не даст. Франческа всегда была самым близким мне человеком. Она любит меня и будет молчать.

— Наши приметы даны? — на всякий случай спросил я у Давида.

— Здесь — нет. Зато в миланской газете… — Он переложил несколько штук, нашёл нужную, раскрыл. — «Убийство в отеле». Таинственное исчезновение француза и его спутницы… Так-так… Ага… Четыре трупа… Есть основание утверждать… Вот — Анри Будик и Софи Моран. Приметы… — Он с интересом взглянул на меня и вздохнул.

— Всё совпадает, месье Дюпре. Почему бы вам не избавиться от этого шрама?

— Не вы первый, — буркнул я. — Он мне дорог. Как память. К тому же я без него буду не так привлекателен.

— Хватит, Андре, — оборвала меня Паола. — Всё это очень серьёзно. Тебя наверняка ищет полиция, и не только в Милане. Четыре трупа — это чересчур. Да и комиссару Каттани наверняка припомнится твой шрам.

— Кстати, Паола, — вспомнил я. — Ты ни словом не обмолвилась о том, почему отпустили тебя. Бойня на вилле, да и твоё присутствие возле дома Стеннарда… Это куда больше чем четыре трупа.

— Именно поэтому меня и отпустили, Андре. Ты, возможно, не знаешь, но у нас принято считать, что в Италии мафии нет. И я слишком тесно связана со многими людьми, чьи фамилии фигурируют только в избирательных бюллетенях. Поэтому меня решили выпустить «до конца следствия». Скорее всего, кто-то намекнул руководству синьора Каттани, что я могу и не дожить до этого момента. Что устроило бы все стороны.

— Вы слишком много знаете, синьорина. Вас нельзя оставлять в живых, — усмехнулся Давид. Я тихо застонал.

— Я вас умоляю, только не нужно всё начинать сначала! — При одной мысли об этом мне делалось дурно. Они почти всю ночь препирались по этому поводу, хотя по отдельности каждый из них уверял меня, что ничего не имеет лично против своего оппонента. Проклятие!

— Всё это бессмысленно, поймите. Сейчас мы все трое крепко привязаны друг к другу…

— А к нашим ногам привязаны камни… — тихо закончила Паола. — Я устала, Андре.

— Я тоже. Но я предлагаю выход, а вы продолжаете выяснять, кто из вас больше виноват.

— И что вы предлагаете? — поинтересовался Давид. — Документов у меня нет. Но даже будь у меня паспорт — ни вы, ни я, ни синьорина не можем официально покинуть страну — нас тут же схватят.

— Совершенно верно. Но мы вполне можем нанять небольшое судно и на нём добраться до Корсики. А уже оттуда во Францию. Там я сделаю вам документы и…

— И я уеду в Россию, — мягко сказал Давид. — Я уже решил, Андре. Собственно говоря, вам совершенно ни к чему ехать вместе со мной. Вы закончили свою миссию и вполне можете остаться дома, вместе с синьориной.

— Я не останусь в Европе, — тихо сказала Паола. — У Кольбиани длинные руки и долгая память. Они решили меня убить, и они сделают это.

— Значит, мы не будем жить в Европе, — я улыбнулся ей со всем энтузиазмом, на который был способен.

— Да, кстати, — Давид порылся в своей пачке газет и, достав одну из них, открыл на второй странице. Откашлявшись, он с выражением прочитал:

— «Синьор Джузеппе Кольбиани, почётный гражданин города Палермо, внёс значительную сумму в Фонд помощи детям-инвалидам. На днях состоится бракосочетание сына синьора Кольбиани с синьориной Радиче, дочерью синьора Альберто Радиче».

— Я знакома с синьором Радиче, — откликнулась Паола. — Его дочери восемнадцать лет, и это полное ничтожество, но её отец — владелец контрольного пакета акций двух крупнейших строительных фирм в Италии. Зачем ему это?

— Ему сделали предложение и подкрепили его вескими аргументами, — устало ответил Давид, сворачивая газету.

— Много лет назад у меня не взяли пятьсот франков на помощь голодающим африканцам, — тихо проговорила Паола, глядя на меня. И, жёстко усмехнувшись, закончила: — Наверное, я просто мало предложила.

Я предупреждающе взглянул на Давида, и тот промолчал, хотя очередная колкость явно вертелась у него на языке.

В этот момент за окном, прямо перед кафе, что-то произошло. Шум, крики, громкий смех. Я невольно обернулся. На тротуаре, буквально перед самым нашим носом, двое молодых людей устроили миниатюрный матч по стритболу, используя в качестве мяча небольшой кожаный рюкзачок. Невысокая, крепенькая девушка с короткими чёрными волосами что-то кричала, явно протестуя против подобного обращения с её имуществом, и металась между ними, пытаясь перехватить у игроков импровизированный мяч. «Везде одно и то же», — лениво подумал я, мгновенно просчитав ситуацию. Примитивное дорожное хулиганство. Два юных балбеса не нашли лучшего способа познакомиться с понравившейся им красоткой. Хотя… да нет, похоже, они уже знакомы. Шутки шутят… ну-ну. Я отвернулся. Мои спутники, которых также отвлекла неожиданно возникшая суета, последовали моему примеру.

— Забавно… — протянул Давид, всё ещё косясь в ту сторону.

— Весьма забавно, — язвительно поддакнула Паола. — Между прочим, синьор Липке, мы сейчас мало чем отличаемся от этого «рюкзачка».

Я тяжело вздохнул и достал из пачки ещё одну сигарету. В своей Бенаресской проповеди Будда объявил Путь, ведущий к избавлению от страданий. Всех восьми составляющих этого Пути я уже, естественно, не помнил, но праведное поведение и праведное стремление там точно присутствовали. Надо, пожалуй, обратиться к первоисточникам. Уж больно я как-то неправильно живу. И воздаётся мне соответственно…

— Синьор? — Обратившийся ко мне официант застыл перед столиком в позе настолько почтительной, что я сразу же заподозрил неладное. Нужно вложить приличную сумму, чтобы вызвать у итальянского служивого подобный пиетет. А поскольку я с ним ещё даже не расплачивался… В руках у синьора был небольшой поднос, на котором стояло красивое ведёрко для шампанского и три высоких фужера.