Ангел Западного окна - Густав Майринк

— Ну что ж, любезнейшая, а не познакомить ли теперь, после парада-алле, вашего терпеливого гостя с тайным горем, с незаживающей раной рода Шотокалунгиных? Думаю, мы оба это заслужили, княгиня!

Если эти слова Липотина я понял мало, то те несколько русских фраз, которыми быстро, вполголоса, обменялись мои спутники, прозвучали и вовсе как полнейшая абракадабра. Однако княгиня, не мешкая ни секунды, с улыбкой обратилась ко мне:

— Пожалуйста, извините! Это всё Липотин!.. Пристал ко мне с копьём… Тем самым, владельцем которого я вас считала… тогда, ну, вы помните!.. Должна же я дать вам наконец какие-то разъяснения! Я ведь и сама это прекрасно понимаю. Надеюсь, если вы познакомитесь с незаживающей раной Шотокалунгиных, как выражается Липотин, то возможно… всё же…

Чёрт бы побрал это проклятое копьё, опять из меня хотят сделать объект каких-то дурацких мистификаций! И все подозрения, связанные с двусмысленными событиями сегодняшнего полдня, разом ожили во мне. Однако я тут же взял себя в руки и довольно сухо ответил стереотипной формулой — дескать, всегда к услугам прекрасной дамы.

Княгиня подвела меня к высокой стеклянной витрине и указала на пустой, обитый бархатом футляр с продолговатым углублением, длиной сантиметров в тридцать пять.

— Вы уже заметили, что каждый экспонат моей коллекции снабжён этикеткой на русском языке, так называемой легендой; на этих карточках, испещренных бисерным почерком отца, содержатся биографические сведения о его зловещих питомцах: происхождение, наиболее любопытные эпизоды из жизни и так далее. Жаль, что вы не знаете русского, — у любого из этих клинков судьба куда более интересная, чем у людей, даже самых неординарных. Кроме того, их жизненный путь много длиннее и уже только поэтому богаче приключениями. Для моего отца легенды имели особое очарование, и должна признаться, что унаследовала от него самую живую симпатию к судьбе этих вещей — если только запечатленные в металле индивидуальности можно назвать «вещами». Вот и этот пустой футляр… Экспонат, который должен заполнять это бархатное ложе, был в своё время…

— Похищен! — Я сам испугался своей внезапной догадки. — Его у вас украли.

— Н-нет, — княгиня замялась, — н-нет, не у меня. И не украли, если уж быть точным до конца. Скажем так: он исчез и был причислен к без вести пропавшим. Не люблю об этом говорить. Короче: экспонат этот отец ценил больше всех и утрату его считал невосполнимой. Я совершенно согласна с ним, но что из того? Эта «единица хранения» отсутствует в нашей коллекции, сколько я себя помню; пустая бархатная форма заполнила мои девичьи сны ещё в раннем детстве. Несмотря на все мои самые настойчивые просьбы, отец всегда отказывался сообщить мне, при каких обстоятельствах покинул наш дом этот таинственный незнакомец. И когда я его об этом просила, он на весь день погружался в тоску и меланхолию. — Тут княгиня внезапно замолкла, с отсутствующим видом пробормотала что-то по-русски, из чего я разобрал только имя «Исаис», и, вздохнув, продолжала рассказ:— Лишь один-единственный раз — это было накануне нашего бегства из Крыма, и дни моего тяжелобольного отца были сочтены — он сам обратился ко мне: «Вернуть утраченную реликвию, дитя мое, будет делом всей твоей жизни, и ты отыщешь её, если только не напрасны были мои труды на этой земле; за неё я пожертвовал тем, о чём смертный даже помыслить не может. Ты, дитя моё, обручена с этим кинжалом из наконечника копья Хоэла Дата — с ним, и только с ним, ты отпразднуешь свою свадьбу!»

Можете себе представить, господа, какое впечатление произвели на меня отцовские слова. Липотин, давнишний поверенный князя, подтвердит, в какое безутешное горе повергало умирающего сознание того, что все усилия, которые он предпринимал до самого последнего дня, пытаясь обнаружить пропавшую реликвию, оказались безрезультатными.

Липотин, совсем как китайский болванчик, принялся кивать. И хоть он по-прежнему улыбался, мне всё равно показалось, что эти воспоминания ему почему-то неприятны.

Княгиня достала связку крошечных, отсвечивающих синевой ключей, нашла нужный и открыла стеклянные створки. Вынула пожелтевшую от времени легенду и зачитала:

— «Коллекционный номер 793 б: наконечник копья из не поддающегося точному определению металлического сплава (марганцевая руда и метеоритное железо с примесью золота?). Позднее переделано — не совсем, правда, безукоризненно — в клинок кинжала. Рукоятка: предположительно испано-мавританская работа, не позднее первой половины X века, эпоха поздних Каролингов. Инкрустирована восточными александритами, бирюзой, бериллами; особо выделяются три персидских сапфира. Получен Петром Шотокалунгиным, — это мой дед, — в качестве памятного подарка от императрицы Екатерины. Относится к числу наиболее ценных образцов западноевропейского оружейного искусства; есть версия, что к Его Величеству царю Ивану Грозному этот кинжал попал прямо из королевской сокровищницы Англии. Итак, достоверно известно, что в период правления великой Елизаветы Английской кинжал находился при дворе. Однако происхождение его и первые столетия жизни окутаны покровом тайны. Здесь мы вступаем в туманную область преданий:

В незапамятные времена клинок сей бесценный служил наконечником непобедимого копья героя Уэльса, эрла Хоэла, по прозванию «Дат», что означает «Добрый». А завладел сим оружием означенный Хоэл Дат весьма престранным образом: с помощью колдовства белых альбов, служителей невидимого братства розенкрейцеров. Видно, эрл оказал белым альбам, кои считаются в Уэльсе могущественнейшими духами, услугу немалую, ибо сам король альбов наставлял его, как некий диковинный, никогда прежде не виданный камень, растерев предварительно в тончайший порошок и добавив собственной крови, превратить с помощью тайных заговорных слов и магических формул в страшное оружие. Смесь редкого серо-голубого цвета застыла в форме наконечника твердости необычайной: ни одна руда, даже несокрушимый алмаз не могли сравниться с ним. Владелец сего копья навеки становился непобедимым для земного оружия и неуязвимым для дьявольских ков. Отныне он был заговорен от женского вампиризма и мог претендовать на корону самую высокую.

Эта легенда в роду Хоэла Дата передавалась из уст в уста на протяжении многих веков, и потомки как зеницу ока хранили копье, для них оно было залогом гордого взлета каждого нового поколения внуков Родерика. Но один из Датов — или Ди, как они стали зваться впоследствии, — потерял драгоценный кинжал самым постыдным образом: позабыв благословение белых альбов и, сойдя с пути истинного, он позволил выманить его у себя хитростью на дьявольском ложе распутства. Вместе с кинжалом покинули сей род сила, слава и могущество, а вслед за ними и надежда на корону Англии. Проклятье пало и на клинок, от которого его освободит теперь разве что последний из потерянного рода Хоэла Дата, и тогда вернется реликвия знамением прежнего блеска. Но до тех пор, пока с наконечника не будет смыта кровь, однажды запятнавшая его, надежды на освобождение Хоэла Дата из оков цепи, конец которой сокрыт на дне преисподней, нет».

Едва княгиня закончила, Липотин повернулся ко мне и быстро проговорил:

— Существует и другая легенда, смысл которой сводится к тому, что если бы наконечником копья завладел русский, то Россия стала бы владычицей мира; а если бы он остался у англичан, то Англия покорила бы русскую империю. Однако это уже сфера политики, а кого из нас, — заключил он, придав своему лицу равнодушный вид, — интересует сия сухая материя!