Северная война - Андрей Бондаренко

— Пусть пока в темнице посидит — до приезда Петра Алексеевича! — решил Егор и обратился к сидящему рядом Репнину: — Что, Аникита, а темницу-то вы выстроили?

— Первым же делом, господин генерал-губернатор! — важно заверил Репнин. — И темницу, и две пыточных. Все — как полагается… Еще что прикажешь?

— «Луизу» завтра на рассвете срочно отправить к Шлиссельбургу! Плотникам, каменщикам и землекопам продолжать трудиться усердно, войскам — приводить себя в порядок, готовиться к приезду царскому…

Утром его разбудил Ванька Ухов.

— Александр Данилович, просыпайся! — канючил верный денщик, невежливо тряся Егора за плечо. — Да просыпайся, ты, черт побери! Царь ведь прибывает…

— А, что такое? — резко сел на своей походной койке Егор, отчаянно протирая заспанные глаза. — Где царь?

— Да на «Луизе», где же ему еще быть! Фрегат уже подходит к восточному мысу Котлина. Через минут сорок — пятьдесят встанет на якоря. К берегу-то близко пока не подойти, дно требуется углублять…

— Беги, Ванька, к Репнину и Головину! — велел Егор. — Пусть войска поднимают и выстраивают на берегу, шлюпки пусть готовят. А если есть на воде ветерок нужный, то тогда лучше — ял парусный… Да, и всех музыкантов пусть сгоняют на берег…

Над водами Финского залива царил мертвый штиль, поэтому навстречу дорогим гостям Егор направил пять гребных шлюпок.

— Сколько же народу пожаловало вместе с Петром Алексеевичем? — удивленно спросил Аникита Репнин, неотрывно наблюдая за идеальной водной гладью в мощную подзорную трубу. — Все лодки забиты полностью, как по осени — бочонки с солеными груздями… Кто это такие? А, Александр Данилович?

— Откуда же мне знать? — нервно пожал плечами Егор и резко махнул правой рукой: — Музыкантам — марш играть!

Гремела бравурная музыка, войска, выстроенные побатальонно, держали ружья с примкнутыми багинетами перед собой, сверкала на ярком солнце сталь обнаженных офицерских шпаг. Шлюпки пристали к берегу, их пассажиры — с помощью дюжих гребцов — выбрались на дубовые доски пирса.

Егор, звонко печатая шаг, подошел к царю, из-за плеча которого выглядывала радостная физиономия Василия Волкова, вытянулся в струнку:

— Государь! Вверенные мне войска…

— Помолчи, ничего не говори, охранитель! — улыбаясь, велел Петр и тут же заключил Егора в свои медвежьи объятия. — Все вижу, молодец! — отстранился, внимательно посмотрел в глаза и добавил еще раз: — Молодец!

После краткой, но плодотворной экскурсии по строящемуся городу, все высокие гости были по дощатым тротуарам препровождены на Царские холмы, где под высокими шатрами были накрыты праздничные столы.

— А что это за здание такое симпатичное? — удивленно спросил по дороге Петр, указывая своей дланью на низенький голландский домик под красной черепичной крышей (в деревне Конау умельцы изготовляли собственную черепицу), на входной двери которого был изображен моряк самого залихватского вида, держащий в каждой своей руке по высокой пивной кружке, увенчанной пышными шапками пены.

— Это, мин херц, пивная! Называется «Аустерия четырех фрегатов»,[36]— охотно пояснил Егор. — Как солидному городу, особенно — портовому, да без знатной пивной? Да никак нельзя! Пиво, кстати, и недурное совсем, сами варим, в местных полях да перелесках дикого хмеля — навалом…

— Зайдем вечерком, обязательно попробую! — пообещал царь.

Когда гости подошли к накрытым столам, Егор извинительно развел руки в стороны и чуть смущенно пояснил:

— Вы уж, господа, извините покорно, но разносолов предложить не можем, так как ведем жизнь простую, походную… Нет ни жареных фазанов, ни икры черной, ни винограда с персиками. Зато имеется — без счета — дичи разной: зайцы, рябчики, тетерева, оленина, медвежатина, гуси-лебеди. Особенно много в местных прибрежных лесах бегает косуль и лосей. Попробуйте нашу морошку, черника нынче уродилась очень даже сладкой… Так что, присаживайтесь, угощайтесь, наполняйте ваши чары. Правда, мозельских вин не держим вовсе. Есть только водка хлебная, зубровка да медовуха русская…

— Подожди, Алексашка, подожди! — прервал его царь, неотрывно любуясь видами, открывшимися с холма. — Ага, значит, вон там будут вырыты длинные пруды, за которыми встанет Преображенская дивизия… Понятно! Вот там проложат широкий и длиннющий проспект, правильно? На том холме — заложим трехглавый собор? Кстати, господин генерал-губернатор, эти люди, что прибыли со мной, — важные и знатные архитекторы да инженеры строительные. Знакомься…

Петр стал сыпать иноземными фамилиями — совершенно незнакомыми Егору.

«Странно это! — удивленно высказался внутренний голос. — Ни одного знакомого — по моему двадцать первому веку — имени… Значит, Питербурх будут строить совсем другие зодчие? Хотя что тут странного? Ход Истории, благодаря твоим, братец мой, недюжинным усилиям, уже изменился. Город строится совсем в другом месте, вот и архитекторы — все другие. Как объяснял Аль-Кашар: из-за значимого вмешательства в Прошлое — мир разделился на два параллельных, отличных друг от друга…»

Когда все гости расселись за просторными столами на длинных, грубо сколоченных дубовых скамьях, а чарки и кубки были наполнены до краев, Петр поднялся со своего места и провозгласил здравицу:

— Предлагаю выпить — за здоровье Александра Даниловича Меньшикова, сэра Александэра, генерал-губернатора Ингрии, Карелии и Эстляндии, строителя нового града, славного Питербурха! — достал из-за обшлага пергаментный свиток, торжественно помахал им перед глазами слушателей: — Вот титульная грамота. Согласно этому документу, Александру Даниловичу Меньшикову, моему верному охранителю и сподвижнику, присваивается достоинство — Светлейшего князя Римской империи.[37]Пью за твое здоровье — Светлейший князь Ижорский!

В какой-то момент этой пирушки Егору пришлось отойти к ближайшим кустам — по малой нужде, где он — нос к носу — столкнулся с Волковым, который, очевидно, покинул праздничный стол по той же прозаической причине.

— Ну, Вася, что новенького творится на Москве? — спросил Егор. — Что происходит с нашими общими знакомцами?

— Да ничего нового, Александр Данилович, — подумав с минуту, ответил Волков. — Разве вот Яков Брюс пропал куда-то…

— Как это — пропал?

— Он же занимал целое крыло в Преображенском дворце. Недавно прохожу мимо этого крыла, а там вовсю кипят ремонтные работы: строительные мужики стены рушат, меняют полы. Спросил я Петра Алексеевича: «Куда это переехал наш Яшка?» А государь только скривился и ответил, мол: «Нет больше Брюса. Навсегда забудь о нем!»