История призрака - Джим Батчер

Моя призрачная плоть не прошла сквозь ее. Рука не ощутила ничего, кроме странного сопротивления движению. Я не проник в нее, как это произошло с Молли или Морти. Я удивленно заморгал.

— Я принадлежу к двум мирам, — пояснила она, заметив мое удивление. Или услышав мои мысли? — Естественно, на ощупь я не похожа на смертную плоть.

— А... — пробормотал я. — Э... послушайте, я просто должен быть уверен в том, что вы заботитесь о Молли.

Она склонила голову набок и некоторое время молча смотрела на меня.

— Но... детка... В твои обязанности вовсе не входила забота о молодой женщине.

— Еще как входила, — возразил я. — Она была моей ученицей.

— Разумеется. Той, которую ты обязался обучать — но не заботиться. Дитя мое, ты что, вообще не понял цели наших с ней занятий?

Я открыл рот, подумал и снова закрыл.

— Не исключено. А что должно было произойти?

— По-хорошему, это тебе полагалось бы научить ее заботиться о себе, — заявила Леа как о само собой разумеющемся факте. — То, что тебе не удалось этого сделать... — Она нахмурилась. — Признаю, у меня весьма ограниченные представления о том, что вы считаете добром и злом. В эмпирических ситуациях разница между этими понятиями представляется мне чисто семантической. И все же мне кажется, то, что ты был с ней мягок, не принесло ей особого добра.

На мгновение я встретился с ней взглядом, потом опустил глаза.

— Возможно, вы и правы.

— Я ведь очень стара, дитя мое. В большинстве случаев на мой опыт можно положиться. — Она сморщила нос, потом нагнулась и высокомерным жестом потрепала меня по руке. — А теперь вот что. Послушайся совета милой статуи. И постарайся уничтожить любого, кто попробует причинить тебе вред. Смерть ведь тоже в своем роде ценный жизненный опыт, иначе какой в ней смысл?

Что-то в словах моей крестной зацепило одну из немногих продолжавших функционировать у меня в мозгу клеток, и меня вдруг осенило.

— Вот оно! — выпалил я. — Вот как одолеть Собирателя Трупов!

Леа склонила голову набок, внимательно посмотрела на меня и с понимающей улыбкой кивнула:

— Ах! Если у тебя получится.

Я судорожно сглотнул.

— Угу.

— Забавно, — пробормотала она. — Если тебе удастся с ними совладать... В некотором роде они куда смертоноснее, чем та, что ими манипулирует. Взрывоопаснее. Очень, кстати, в твоем духе. Блистательно! — Она сделала несколько замысловатых движений пальцами и исчезла.

Исчезла, оставив меня в могиле наедине с моими мыслями.

Я снова привалился к откосу, но ложиться на дно не стал. Вместо этого я думал о Молли и о том, во что она превратилась.

Вина за это во многом лежала на мне.

Первой мыслью, что пришла мне в голову, было: «Я не имел права брать ее с собой в Чичен-Ицу».

Это я затащил ее на главное сражение моей жизни — на битву с Красной Коллегией за жизнь моей дочери. А ведь я не имел права подвергать ее такой опасности. Из всех чародеев она принадлежала к той их категории, которая отличается особой чувствительностью, предельной хрупкостью магических чувств, настроенных на тончайшие проявления нашего искусства. Ну или, выражаясь моим сленгом, она обладала огромными, как у Дамбо, ушами, особо восприимчивыми к громким звукам.

Магия — это жизнь. Отдельные разновидности смерти — убийство, например, — воздействовали на ее чувства как чудовищный, оглушительный скрежет. А я затащил ее в это чертово подобие концертного зала, где такой скрежет издавало сразу несколько оркестров. Не говоря уже о том чудовищно огромном, чудовищно жестоком магическом заклятии, равного которому не знало столетие... Блин, вот я, скажем, в магическом отношении избыточной чувствительностью никогда не отличался, но даже так в памяти моей, которой полагалось бы хранить несколько следующих за этим магическим взрывом минут, зияют чудовищные пробелы.

И уж если мне пришлось более чем несладко, что тогда говорить о Молли. И ведь еще ее в придачу к этому подстрелили, едва не убили. В прошлый раз, когда я ее видел, она лежала без чувств от потери крови.

Ошибка. Сплошная чертова ошибка на ошибке. В тот момент я настолько зациклился на необходимости спасти Мэгги, что позволил Молли уговорить меня включить ее в отряд. Подумай я над этим хоть немного, я бы ее туда на пушечный выстрел не подпустил. Я убедил бы ее оставаться Дома или прикрывать наши тылы... ну или, там, дежурить в машине. Собственно, раньше, собираясь на очередное маха-лово, я именно так и поступал. Такое обилие магического шума могло сказаться на ее рассудке.

Впрочем, возможно, и сказалось.

Даже если ее рассудок и покоился на хорошем, солидном основании, для того чтобы его повредить, не нужно какой-то там супермагии — вполне достаточно и прикосновения смерти. Возвращающимся с войны солдатам это известно уже не одно столетие. Посттравматические стрессы, связанные с тяжелыми ранениями, сломали жизнь множеству людей — людей, не обладающих магическими способностями, дающими выход их гневу, страху, горю или чувству вины.

И кто, скажите на милость, занял мое место? Проклятущая Леанансидхе, официальный представитель самой Ее Извращенного Величества, по сравнению с которой Ницше с Дарвином показались бы сентиментальными романтиками.

Блин-тарарам! Ну почему, когда Молли настояла на своем участии, я не сказал ей: «Ну конечно, Кузнечик, добро пожаловать со мной. Мне всегда хотелось породить собственного больного на голову монстра...»

Черт. Не такое наследие мне хотелось оставить после себя. Честно говоря, я вообще не слишком задумывался о своем наследии, но ученица с израненными сердцем и душой, за которой, возможно, охотятся ее же бывшие друзья, определенно в мои планы не входила.

— Ох, детка, — прошептал я в пустоту. — Прости меня, Молли.

Как выяснилось, призраки могут плакать.

— Здесь, — произнес знакомый голос. Прошло сколько-то времени — не знаю точно сколько, но не очень много. Возможно, день уже начинал клониться к вечеру... Трудно судить из могилы.

— Ты здесь ни разу не был, — возразил другой. — А я ходил на похороны. Откуда, черт подери, тебе известно, где его могила?

Я услышал, как Фиц издал вздох, исполненный такой муки, на какую способны только подростки, поскольку любого другого от подобного разорвало бы на части.

— Вот эта яма с большим пятиугольником на плите?

Последовала неловкая пауза, вслед за которой голос Баттерса подтвердил:

— Угу. Может, и эта.

Под чьими-то подошвами заскрипел мокрый снег, потом на краю могилы возникли и уставились вниз Фиц с Баггерсом.

— Ну? — спросил Баттерс. — Здесь он?

— Откуда мне, черт подери, знать, — отозвался Фиц. — Я мертвецов не вижу. Я их только слышу. А здесь не слышу ничего.