Ричард Длинные Руки - принц-регент - Гай Юлий Орловский

Кроссбрин сказал быстро:

— Вы также понимаете и то, что и так идем на огромный риск, открывая для вас ворота…

— Щелочку, — уточнил я.

Он сказал неохотно:

— Щелочку. Но даже ее опасно…

— Вы же сразу захлопнете ее за нашими спинами, — сказал я зло и бесстрастно. — Чего волноваться? Все ваши надежды на то, что мы перебьем там достаточно тварей, прежде чем они сомнут нас.

Сигизмунд краснел и бледнел, то стыдясь меня, то переживая, а священники отводили взгляды.

Отец Велезариус от стены сказал громко и ясно:

— Демоны слишком близко. И прорвут защиту вот-вот…

Кроссбрин сказал резко:

— Тогда начинаем!.. Медлить нельзя. Они перед прорывом обязательно соберут сюда все силы. Отец Ансельм! Отцы Аширвуд и Леклерк!.. Начинаем немедленно!

Сигизмунд подошел ко мне и стал рядом, лицо бледное, глаза вытаращены, но весь исполнен отваги и жажды погибнуть красиво и за вот это правое дело.

— Сейчас, — прошептал он. — Во славу Господа… Да будет Имя Твое, да будет Царствие Твое…

Священники громко и дружно читали молитву, слова незнакомы, я вообще такую никогда не слышал, что-то в ней от времен первых христиан, те несли в сердцах неистовую веру, что уже при их жизни греховный мир станет праведным, а Царство Небесное построят на земле уже к следующему лету.

Стена меняла цвет от стального до голубого, затем синего, фиолетового, потом пошла в обратную сторону. Я тихонько отошел от Сигизмунда и шепотом поинтересовался у аббата:

— А как узнаете, что возвращаемся?

Священники за его спиной переглянулись, по короткому замешательству я понял, что такая мысль даже не приходит в голову.

Аббат начал прокашливаться, давая себе время для обтекаемого ответа.

— Гуманно, — сказал я после паузы, не дожидаясь, — и вполне в духе наступающих после рыцарства времен. Запланированные потери… Главное — нанести урон противнику побольше в живой силе и… побить у него всю посуду. Ладно, я понял. Только Сигизмунду не рассказывайте.

Отец Мальбрах сказал жалко:

— Брат паладин, мы над этим работаем!..

— Над чем?

— Уже есть предположение, как учуять ваше приближение с той стороны.

— Чтобы открыть для вас, — услужливо пояснил скороговоркой отец Муассак.

— Да? — спросил я с подозрением. — А я думал, чтобы посмотреть, как с разгона убьемся о стену.

— Брат паладин!

— Хорошо-хорошо, — прервал я. — Повторяю, Сигизмунду ни слова! Я политик, понимаю. Высшие чины все политики, даже в монастырях.

Со стороны стены раздался мощный хлопок, и я увидел за желтым светом троих коренастых демонов с огромными кирками в руках, а за ними длинный туннель в розовом камне.

Демоны в изумлении раскрыли рты, широкие, как у огромных двуногих жаб. Я прыгнул, ускоряясь в движениях, рассек мечом одного, срубил голову второму и ткнул острием в горло третьего. Подоспел Сигизмунд и обрушил тяжелый удар рыцарского меча, развалив этого же демона надвое.

— Нужно было успеть, — пояснил я священникам, — пока не подняли тревогу. Ладно, мы посмотрим, что там у них дальше… Закройте за нами!

Сигизмунд побежал следом, крикнул:

— Это были простые рабочие увальни…

— Пусть они все будут такими, — ответил я.

— А как же подвиги?

Я не послал этого Рыцаря Света в жопу, мы же благородные герои, хотя послать хочется, но Сигизмунд настолько чист и светел, что к своему изумлению и как будто бы не весьма, конечно, но чуточку, а это уже много…

За нашей спиной потемнело, я с холодком понял, что священники в точности выполнили мое указание и спешно замуровывают выход отсюда в мир людей.

Сигизмунд тоже все понял, но лишь возгордился оказанной честью умереть за Храм, идет за мной с сияющими глазами, оступается на камнях, теряет равновесие, но не достоинство.

Далеко снизу донеслись слабые звуки, я с изумлением понял, что это некая старинная воинская песнь, слишком в ней много сурового мужества и готовности умереть в бою…

Мы спускались все осторожнее, песня звучала все громче, я сам не заметил, как начал тихохонько подпевать:

— Ё-вэй-о… Ёвэй-о, помравэй, йовэй-ран брунен-джи…

Сигизмунд шарахнулся от меня так, что едва с металлическим лязгом доспехов не размазался по стене.

— Сэр Ричард!

— Да? — ответил я.

— Как вы можете?

— А что, — ответил я нервно. — Ну привязался мотивчик, вот и намурлыкиваю…

— Но вам эта песня знакома!

— Да где-то слышал, — пробормотал я. — Давно, правда. Еще в прошлой жизни.

Он вжался в стену и смотрел на меня круглыми, как у совенка, глазами.

— В прошлой жизни?.. Вы что, тоже были падшим ангелом?

— А что, — спросил я, — это их песня? Может быть, даже гимн?.. Интересно, какие шуточки может выкидывать родовая память: все, что было не со мной, помню.

— Но… как? — пролепетал он. — Ваша родословная простирается до падших ангелов?

— Ну знаешь ли, — возразил я оскорбленно, — почему ты решил считать всего лишь с падших? Когда-то они не были падшими!.. Совсем напротив, это были самые близкие и любимые. Именно потому и приревновали к человеку, которого Творец вдруг приблизил, отодвинув самых могучих и доблестных ангелов…

Он смотрел на меня расширенными глазами.

— Да-да, верно, они ж не родились падшими…

— Это был эпизод в жизни моих великих предков, — пояснил я. — Незначительный. Ну, упали… Подумаешь! Отжались и встали… Ладно, Сиг, потом разберемся. Сейчас нам нужно перебить тех гадов, чтобы вернуться к обеду. Как думаешь, будет тот знаменитый карп, которого выращивает брат Кемберлит в своих подземных прудах?

Сигизмунд чуть успокоился, сказал все еще вздрагивающим голосом:

— Не знаю. Мне как-то не до карпа…

— А-а-а, — сказал я понимающе, — ты же вегетарианец, а карп подозрительно похож на рыбу.

— Любая рыба, — сказал он нервно, — без чешуи запретна!

— Не говори со мной ртом, — сказал я задумчиво, — которым ешь рыбу… Да, помню, было… А еще вам нельзя есть угрей и сомов…

Он охнул, остановился. Дальше ход расширился, открылся вид в чудовищный красный мир ужаса, где небо багровое, кое-где ярко-пурпурное, но чаще виден страшный закат от края и до края. Я с трудом напомнил себе, что это вовсе не такое небо, а свод исполинской пещеры, и вон те застывшие тучи вовсе не тучи, а особо крупные скалы, нависающие над миром.