Пелагия и черный монах - Борис Акунин

Полина Андреевна прохаживалась взад-вперед,кутаясь в свой длинный плащ, и терзалась нетерпением, а публики всё не убывало.Прямо у павильона остановилась компания немолодых дам, наладилась обсуждатьприезд губернского архиерея – событие по араратским меркам колоссальное.Высказывались многочисленные предположения и догадки, и ясно было, что скоробогомолицы не угомонятся.

Да нужно ли переодеваться, подумала вдругПолина Андреевна. На Окольний остров доступ одинаково заказан что женщине, чтопослушнику. А если придется держать ответ, то за маскарад вдвойне. Женщинеоблачиться в монашеское одеяние – это мало того что кощунство, так еще,пожалуй, и уголовное преступление.

И не стала больше ждать, пошла как есть, вдамском и с саквояжем.

Как уже было сказано, вечер выдался лунный,светлый, и лодку брата Клеопы госпожа Лисицына нашла быстро.

Оглядела ханаанский берег – тихо, ни души.

Села в челн, прошептала молитву и взялась завесла.

Окольний остров наплывал из темноты – круглый,поросший соснами, что делало его похожим на ощетиненного ежа. Киль противноскрежетнул по дну, нос ткнулся в гальку.

Полина Андреевна посидела, прислушалась. Иныхзвуков кроме плеска воды и сонного шелеста хвои не было.

Придавила лодочную цепь тяжелым камнем. Пошлав обход островка, двигаясь немного по спирали и Вверх. Если бы не луна, вряд линашла бы вход в скит: темную дубовую дверку, выложенную по бордюру неровнымизамшелыми камнями.

Дверка была проделана прямо в склоне,обращенном не к Ханаану, а к озеру, откуда по вечерам восходит солнце.

На что уж была не робкого десятка, а пришлосьсобраться с духом, прежде чем взялась за медное кольцо.

Легонько потянула, готовая к тому, что скит наночь запирают на засов. Но нет, дверь легко подалась. Да и то, от кого здесьзапираться?

Скрип был негромким, но в полнейшей тишинепрозвучал так явственно, что кощунница затрепетала. Однако остановилась неболее чем на мгновение – потянула за кольцо опять.

За дверью была темнота. Не такая, как снаружи,пронизанная серебристым светом, а настоящая, кромешная, пахнущая затхлостью иеще чем-то особенным – то ли воском, то ли мышами, то ли старым деревом. Или,может, просто накопившейся за века пылью?

Когда лазутчица шагнула вперед и затворила засобой дверь, Божий мир будто исчез, проглоченный тьмой и беззвучием, кроместранного запаха ничем о себе более не напоминал.

Полина Андреевна постояла, понюхала.Подождала, не свыкнутся ли с мраком глаза. Не свыклись – видно, свет непроникал сюда совсем, даже самый крошечный.

Достала из саквояжа спички, чиркнула, зажгласвечу.

Вглубь холма вела довольно обширная галерея,свод которой терялся во мраке. Стены ее были бугристые, беловатые, выложенныене то известняковыми глыбами, не то ракушечником. Госпожа Лисицына подняласвечу повыше и вскрикнула.

Было от чего. Никакие это оказались не глыбы,а уложенные один на другого мертвецы – штабелем, выше человеческого роста. Этобыли не скелеты, а высохшие от древности мощи, обтянутые кожей мумии сввалившимися веками, запавшими ртами, благочестиво сложенными на груди руками.Увидев костлявые пальцы верхнего покойника, с длинными, загнутыми ногтями,Полина Андреевна тихонько ойкнула. Страшно!

Хотела поскорей миновать ужасное место – кудатам. Ряды покойников тянулись и дальше, их тут были сотни и сотни. Те, чтонаходились ближе ко входу, лежали почти голые, едва прикрытые истлевшимиклочками одежды – видимо, эти захоронения были самыми древними; потом стеныпостепенно почернели, ибо схимнические саваны сохранились лучше. Но куколи,закрывавшие лица святых старцев при жизни, все были разрезаны, и госпожуЛисицыну поразило удивительное сходство всех этих мертвых голов: с гладкимичерепами, безбровые, безусые, безбородые, даже лишенные ресниц, праведники былипохожи друг на друга, как родные братья. И от этого открытия страх ПолиныАндреевны, побуждавший ее повернуться и бежать, бежать со всех ног из этогоцарства смерти, вдруг прошел.

Никакое это не царство смерти, сказала онасебе, а врата рая. Подобие раздевалки, где светлые души оставляют свою верхнююодежду, прежде чем войти в светлый чертог. Вон она, одежда, более им ненужная.Лежит, ветшает.

Да не очень-то и ветшает, поправила себяокрепшая духом расследовательница. Ведь эти тела принадлежали не простым людям,а святым старцам. Потому и мощи их нетленны. Тут по всему должно бымертвечиной, разложением смердеть, а здесь если что и истлело, то разве лишьсамо Время. Вот что это за запах: тлен Времени.

Она шла дальше меж сложенных из трупов стен иуже ничего не боялась. А потом мощи кончились. Полина Андреевна увидела слеваголую каменную стену, а справа ряд покойников был укороченным: всего три телалежали одно на другом.

Она склонилась над верхним, увидела, чточеловек этот умер недавно. Меж складок разрезанного куколя поблескивала лысаямакушка; голое сморщенное лицо казалось не мертвым, а спящим.

Старец Феогност. Неделя как преставился, агниением не пахнет. Или здесь, в пещере, состав воздуха особенный? Последнююмысль, кощунственную и несомненно подсказанную вечным сомнителем, врагомчеловеков, Полина Андреевна решительно изгнала. Святой старец, потому и негниет.

Галерея вела и дальше, в кромешную тьму,понемногу поднимаясь вверх. И оттуда, из самого нутра холма, внезапнопослышался едва различимый звук, тревожный и какой-то ужасно неприятный, будтовдалеке некто размеренно скреб железным когтем по стеклу.

Госпожа Лисицына поежилась. Сделала несколькошагов вперед – звук исчез. Послышалось?

Нет, через минуту коготь снова взялся за свое.Сердце ёкнуло: летучие мыши! Господи, укрепи, оборони от глупых бабьих страхов.Подумаешь – летучие мыши. Ничего в них опасного нет. И что кровь сосут,неправда, детские выдумки.

Она остановилась в нерешительности,всмотрелась в нехорошую темноту и вдруг быстро сделала несколько шагов вперед:галерея шла дальше, но в ее стенах обрисовались контуры трех дверей: двухсправа, одной слева. Из-под той, что слева, пробивалась тоненькая светлаяполоска.

Кельи схимников!

Женская робость перед летучими тварями сразупозабылась. До глупостей ли, когда вот оно, главное, ради чего пошла на этакуюстрасть!