Ужас глубин - Карен Трэвисс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А еще он был проклятым лжецом. Он лгал каждый день, лгал и утаивал правду. Хоффман до сих пор подозревал, что Прескотт скрывает от него немало секретной информации. Он по крохам выдавал Хоффману сведения, в которых тот отчаянно нуждался во время последней атаки на Хасинто, и даже после того, как проклятый город был затоплен.
«Он же политик. Он политик, который еще недостаточно напуган, чтобы рассказать мне всю правду и попросить о помощи».
На перекрестке, где должны были собираться гражданские в случае эвакуации, скопилась довольно большая толпа. Прескотт с небрежным видом расхаживал среди людей, его солдаты-телохранители следовали позади; по его виду сразу было понятно, кто здесь главный. Толпа состояла в основном из жителей Старого Хасинто, но виднелось несколько бывших бродяг — какая ирония! — и гораснийцев. Треску опоздал к началу митинга.
— Я часто размышляю о том, от кого именно Председатель прячется за спинами своих охранников? — Майклсон стоял, глядя на Треску, но обращался к Хоффману. — От толпы из Хасинто, от всякого сброда или от нас?
«Хотелось бы мне найти какой-нибудь примитивный мотив в его действиях. Деньги. Власть. Известность. Что угодно. Но он обладает абсолютной властью, деньги сейчас не значат ничего, и нет других правителей, перед которыми можно демонстрировать свое величие. Но он на самом деле верит во все это. Он на самом деле считает, что избран судьбой для того, чтобы спасти человечество».
Подобное убеждение делает политика опасным. А такие люди, как Хоффман, не могут понять и разделить чужую уверенность в собственной исключительности.
— Нам уже приходилось сталкиваться с неизвестным, — обратился Прескотт к толпе. — Множество раз. С существами, которых мы даже представить себе не могли. Но мы выжили. Мы видели кошмарные вещи, мы прошли через страшную войну…
— Может, Эфира через нее и прошла, — раздался голос с гораснийским акцентом. — Но остальная планета просто сгорела благодаря вам, господин Председатель. Даже ваши союзники.
— Ага! — прошипел Майклсон. — Я все ждал, когда кто-нибудь начнет про это. Как долго народу удавалось молчать о самом главном!
Треску, который находился в нескольких шагах от крикуна, просто подошел и дал ему по шее:
— Я не прошу вас простить, я не прошу вас забыть. — Треску развернулся к группе гораснийцев. — Но я требую, чтобы сейчас вы думали только о спасении своих жизней. Предстоит очередная война. Сейчас некогда вспоминать прошлое.
Хоффман уже понимал, почему Горасная последовала за Треску сюда, несмотря на то что большинство ее граждан были недовольны сделкой. Черт побери, он восхищался этим человеком. Конечно, Треску ему не нравился, но это уже был совсем другой вопрос.
Прескотта, казалось, совершенно не смутило то, что его прервали.
— Я не собираюсь притворяться и забывать о том, что мне приходилось совершать ужасные вещи. И я не буду лгать вам и утверждать, что мы победим Светящихся. Я не знаю, в состоянии ли мы сделать это, точно так же как не знал, сможем ли мы справиться с Саранчой. Я могу лишь напомнить вам, что мы еще живы, несмотря на то что враги сделали все, чтобы нас уничтожить. Мы в силах совершить невозможное.
Несколько человек зааплодировали. Затем аплодисменты усилились, и через несколько секунд толпа разразилась восторженными выкриками в адрес Прескотта. Этот ублюдок знал, как подойти к слушателям, — определенно знал.
«Цель оправдывает средства. Я убиваю людей, а он лжет людям».
Но Прескотт не лгал. Наоборот, он всегда был откровенен с гражданскими.
— Хватит с меня этой двойной морали, — сказал Хоффман. — Пошли, Квентин. Возвращаемся в командный центр. — Проходя мимо Треску, он жестом поманил гораснийца. — И вы тоже, капитан.
Одно из окон командного центра выходило на море. Хоффман заметил наблюдателей, разглядывавших горизонт в бинокли. Два судна радиолокационного дозора патрулировали прибрежную зону, оставляя за собой белые пенные хвосты. Примерно в пяти километрах от берега низко над водой завис «Ворон», опустивший в воду гидролокатор. Если к ним направлялось подводное существо, он, скорее всего, должен был его засечь.
«Скорее всего».
— Значит, о флотилии Олливара пока ничего не слышно? — спросил Майклсон. — А вы вообще когда-нибудь отсюда выходите?
— «Нет» на оба вопроса, сэр. — Матьесон оттолкнулся от стола и, развернувшись, взял с другого стола карандаш. — Мне здесь нравится.
— Они чего-то ждут, — заметил Треску. — Но не представляю, чего именно.
— Я так понимаю, вы собираетесь отпустить Ниала и его отца.
Треску пожал плечами:
— Это не мои пленные. Вам решать, что с ними делать, полковник.
Принять решение оказалось непросто. Бродяги уходили с острова. С точки зрения безопасности пленные подрывники больше не представляли угрозы, но такие, как они — а возможно, именно эти двое, — убили немало солдат КОГ и гораснийцев. Понятия Хоффмана о справедливости запрещали ему освобождать этих людей. И в то же время держать их в тюрьме сейчас было бессмысленно.
Ему внезапно захотелось, чтобы Треску решил эту проблему своим проверенным способом и сказал ему об этом только потом. Но он никогда бы не признался никому в этой мысли.
— Сэр, — Матьесон, прислушивавшийся к голосу в наушниках, поманил к себе Хоффмана, — суда Олливара входят в прибрежную запретную зону. Там их несколько больше, чем мы рассчитывали, — должно быть, бродяги на острове очень даже многочисленны. Он хочет поговорить с вами.
— Скажите ему, пусть кончает тянуть резину и забирает своих людей. У нас сделка. — Хоффман с содроганием подумал о том, что придется отпустить пленных террористов и потом объяснять Берни да и всем остальным солдатам, зачем он это сделал. — Скажите, что никаких торпед в задницу ему на этот раз не будет, если его это волнует.
Матьесон на секунду отключил приемник:
— Сэр, он настаивает.
«Последняя злорадная речь насчет конца Коалиции. Они своего не упустят».
— Ладно, соединяйте.
— Хоффман, скажите, где нам причаливать, — раздался голос Олливара.
— Сами разбирайтесь, где встречаться со своими людьми, Олливар.
— Нет, мы высаживаем на берег своих солдат, — объяснил тот. — Только не подумайте, что я внезапно решил стать героем, все простить и забыть. Нет, я не желаю опускаться до вашего уровня. Речь идет просто о выживании. Мы будем драться с этими тварями вместе с вами, потому что, если мы сбежим, они придут за нами после того, как сотрут вас с лица земли.
«Черт бы их побрал!» Хоффману сейчас нужна была каждая винтовка, каждая пара глаз и пара рук. Он не чувствовал, что роняет свою честь, и не чувствовал необходимости советоваться с Прескоттом.
«Я веду войну. Я здесь, чтобы победить. Сейчас нужно думать только о том, как бы продержаться еще день, неделю, год».