Ужас глубин - Карен Трэвисс

— Пойду посмотрю, что там творится, — сказал Дом. — Кто-то должен запретить им жечь туалетную бумагу. Всему есть предел.

Маркус обогнал его и побежал по коридору к выходу.

— Мне нужно идти к Хоффману, будем инструктировать людей Олливара.

И он исчез в тускло освещенном туннеле. Дом услышал, как его ботинки стучат по каменным ступеням, ведущим наверх.

Напоминания об умерших были повсюду — даже такие, которые, казалось бы, уже совершенно тебя не трогали. Утром, одеваясь, Дом случайно взглянул в зеркало на свою татуировку — сердце с именем Марии. Можно было бы удалить рисунок, но он не стал бы этого делать. Однако сейчас татуировка показалась ему неуместной, как будто он еще пытается верить в то, что Мария жива. Время от времени его охватывало желание сделать то, что он делал чуть ли не каждый день десять лет подряд, — вытащить ее фотографию и показать человеку, который мог бы узнать Марию и сказать, что видел ее.

Просто так взять и принять смерть невозможно. Он понял это после смерти детей, своих родителей да и практически всех, с кем вырос. Для него это был постепенный процесс. Дом носил ожерелье Марии; теперь нужно было сделать следующий шаг и изменить татуировку.

Он переоделся в гражданскую одежду и отправился на поиски Сэм. У нее был обеденный перерыв, она сидела в столовой, выпивала с Диззи. Он был рад, что они ладят.

— Я слышал, ты смыслишь в татуировках, — обратился он к ней.

Сэм искоса посмотрела на него:

— Да. Ты хочешь что-то сделать?

— Вроде того.

— И что именно — традиционные кашкурские картинки? Островные?

— А ты можешь изменить татуировку, которая уже есть?

Сэм задумалась:

— Возможно. Это от многого зависит.

— Не нужно специальное обезболивающее доктора Уоллина? — Диззи протянул ему небольшую бутылочку самогона. — Гарантирую, ты ничего не почувствуешь, даже если она отпилит тебе голову, к чертовой матери.

— Потом напьюсь до бесчувствия, — ответил Дом. — Спасибо, Диззи.

— Ладно. — Сэм поднялась и поманила за собой Дома. — Лучше сделать это прямо сейчас, пока мы еще не передумали. Пойду прихвачу свои инструменты.

Дом нашел в одной из казарм свободный чулан. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел их, даже случайно. Он закатал рукав на правой руке.

— Ну хорошо, тебе придется мне все подробно объяснить, — начала Сэм, открывая сумочку, похожую на косметичку. — Что именно ты хочешь сделать?

— Я и сам не знаю, — ответил он. — Но теперь, когда она умерла, я хочу как-то это отметить.

Дом догадывался, что, несмотря на мужланские манеры, Сэм была чуткой и проницательной. Женщина, которой дали имя в честь героя-отца, погибшего еще до ее рождения, должна была понять болезненные, непонятные до конца чувства, не отпускавшие Дома. Сэм внимательно рассмотрела сердце и кивнула:

— Ты готов довериться мне, Дом?

— Давай действуй.

Без электрической иглы процесс занял гораздо больше времени и был гораздо более болезненным, чем в первый раз. Дом не смотрел на то, что она делает. Когда он наконец взглянул, не зная, какое впечатление произведет на него результат, зная только, что он хотел изменить рисунок, у него перехватило дыхание.

Сэм действительно смыслила в татуировках. Больше того — у нее был талант.

Татуировка полностью изменилась. Если бы Дом не знал, что раньше это было сердце, он увидел бы только ангела со сложенными крыльями, смотрящего вверх, в бесконечность, и обнимающего имя Марии.

Он не мог сказать Сэм, что ему нужно. Но почему-то ему показалось, что он с самого начала хотел именно такую картинку. Пару дней придется не закатывать рукава, чтобы прятать повязку, — хотя люди все равно не стали бы приставать к нему с расспросами.

— За мной должок, — сказал он.

Сэм, стоявшая в дверях, обернулась.

— Забудь, — откликнулась она. — С меня хватит того, что я довольна своей работой.

Рев моторов и скрежет коробок передач не стихали до поздней ночи, и за древними стенами базы горел свет — это были огни бульдозеров, старавшихся как можно быстрее закончить лабиринт из ям и траншей. В море выходили только патрульные суда КОГ. Даже «Вороны» практически все оставались на базе. Дом сидел на швартовой тумбе у причала, глядя на проплывавшие над головой огни и черную тень, — это вертолет на мгновение заслонил собой звезды.

— Нам это нравится до безумия, верно, сынок? — Коул подошел к нему и встал рядом, рассматривая гавань. — У нас лучше всего получается ждать, пока не начнется настоящая заваруха. Все в полной боевой готовности и в отличной форме.

— Интересно, когда мы сможем наконец расслабиться?

— Интересно, сможем ли мы вообще когда-нибудь расслабиться?

— А где Бэрд?

— Автогеном орудует. Трубы варит. Чтобы залить ямы топливом и испечь крабов-светляков. Черт, у этого парня голова работает, только не совсем в том направлении. Но я не жалуюсь.

— А что будут делать гражданские, если все накроется? У нас не хватит автоматов, чтобы вооружить сотую долю их, даже если бы они умели ими пользоваться.

— Значит, нужно постараться отбиться от светляков. Другого выхода нет.

«Нет смысла эвакуировать людей в глубь острова, потому что чертовы стебли могут появиться где угодно. Нет смысла заставлять их сидеть в лесу под открытым небом, потому что они еще больше испугаются и растеряются. Нет смысла что-либо делать сейчас, остается только ждать, потому что мы просто не знаем, что ждет нас завтра и придет ли вообще это завтра».

Следующий день тоже прошел без происшествий, и следующий, и третий тоже. Дом патрулировал остров по периметру — как обычно, дважды в день летал на разведку на «Вороне». «Милосердный» и «Зефир» вместе обходили остров, прощупывая океан гидролокаторами.

Никаких признаков присутствия стеблей или полипов не было. Казалось, что враги решили испытать КОГ, обнаружили, что люди способны сопротивляться, и отправились искать другую жертву.

Однако Дом не верил, что твари, наводившие страх на червей, способны так легко отступить. Он надеялся лишь на то, что они глупы и повинуются инстинктам и что их привлечет какой-то другой запах. Однако это даст людям только временную передышку, как и все перерывы в боевых действиях на войне.

Сволочи просто решили немного отдышаться.

А пока западное побережье кишело прибывающими бродягами. Большую часть дня Берни бродила по острову с Маком; на груди у нее висел «Лансер», на спине — «Лонгшот», и всем своим видом она давала понять, что ее заботят отнюдь не полипы. Дом, проезжавший через главный лагерь на «Броненосце», помахал ей. Она многозначительно кивнула в ответ.

— Остается только надеяться, что она никого не прикончит, — сказал Дом Бэрду.