Алая королева - Филиппа Грегори

Но я не могла толком соображать; мысль моя оказалась не в состоянии пробиться сквозь эту путаную сеть угроз и обещаний.

— А как же Генри?

— Ричард не остановится, пока твой сын не умрет. Повторяю: теперь только я могу спасти его.

— Значит, мне предстоит стать твоей пленницей?

Лорд Стэнли кивнул.

— И мне будет передано все твое состояние. Но это ничего не значит, Маргарита. Не бери в голову. Подумай о безопасности своего сына.

— Ты позволишь мне предупредить Генри о том, какая над ним нависла угроза?

Муж поднялся, давая мне понять, что разговор окончен.

— Конечно. Ты можешь писать ему сколько угодно. Но все твои письма будут проходить через мои руки, и доставлять их будут мои люди. Я должен делать вид, что полностью контролирую твою жизнь.

— Делать вид? — отозвалась я. — То есть, если я неплохо тебя изучила, ты опять будешь делать вид, а служить при этом и нашим, и вашим?

— Как всегда, — ответил он и на этот раз улыбнулся с явным удовлетворением.

Впереди у меня была долгая темная зима, которую мне предстояло провести в полной изоляции в Уокинге. Фрейлин у меня отобрали, обвинив их в подготовке изменнического заговора, и все мои друзья и посыльные, на которых я так полагалась, от меня отвернулись. Точнее, их не допускали ко мне. Ни с кем из них я не могла повидаться. Все слуги в доме были наняты моим мужем — моим тюремщиком! — и все они хранили верность ему одному, а на меня поглядывали искоса, как на неверную жену, предавшую и его самого, и его интересы. Я снова была окружена совершенно чужими людьми, снова была вынуждена находиться вдали от королевского дворца и от своих друзей, и мой сын, вместе со мной потерпевший поражение, по-прежнему был от меня очень далеко — ах, как далеко! Иногда я опасалась, что никогда его больше не увижу. Вдруг он откажется от своей великой цели, поселится в Бретани, женится на какой-нибудь обыкновенной девушке и сам тоже станет самым обыкновенным молодым мужчиной — не избранником Божьим, не тем, кто рожден стать великим и воплотить в жизнь идею, ради которой его мать претерпела смертные муки? Но разве мог сын той, кого сама Жанна д'Арк призвала следовать грандиозной цели, стать бездельником? Или пьяницей? Жалким пьяницей, который треплется в пивных, что стал бы королем, однако помешали невезение и ветер, вызванный ведьмой?

И все же перед Рождеством я нашла способ отправить Генри письмо, минуя Стэнли. Там не было ни благих пожеланий, ни рождественских шуток — слишком уж мрачные дни настали для обмена пустыми фразами и подарками. То явно был неудачный год для дома Ланкастеров. И в душе моей не хватало радости для рассылки кому-то наилучших пожеланий. Нам предстояла долгая и трудная работа, если Генри все же намеревался достичь трона; а Рождество казалось мне самым подходящим днем, чтобы начать все с чистого листа.

Мои дорогие деверь Джаспер и сын Генри, приветствую вас.

Насколько мне известно, лжекоролева Елизавета и узурпатор Ричард заняты сейчас обсуждением тех условий, при которых эта ведьма могла бы покинуть свое убежище.

Мне бы хотелось, чтобы Генри публично объявил о своей помолвке с принцессой Елизаветой Йоркской. Это помешает ей заключить брак с иным претендентом и напомнит ближайшим друзьям королевы, а также моим бывшим друзьям, что Генри по-прежнему претендует на трон, и они, как и прежде, должны оказать поддержку его законным требованиям.

Объявить о том, что принцесса Йоркская — его невеста, он должен в день Рождества в Рейнском соборе — точно так же некогда Жанна д'Арк в соборе Реймса провозгласила французского инфанта королем. Я приказываю Генри сделать это, и не только как его мать, но и как глава нашего дома.

Поздравляю вас с праздником!

Маргарита Стэнли

Той долгой зимой во время безрадостного Рождества и не менее безрадостного начала очередного года у меня вполне хватило времени поразмыслить о суетности собственных амбиций и греховном желании сбросить с трона законного правителя страны. Ближе к утру, когда непроницаемая ночная тьма медленно сменялась утренними сумерками, холодными и серыми, я опускалась на колени перед алтарем и обращалась к Богу с вопросами: почему Ты не благословил попытку моего сына отвоевать то, что должно принадлежать ему по праву? Почему позволил дождям и ветрам препятствовать ему? Почему не дал его кораблям пристать к родному берегу? Почему Ты, повелитель землетрясений, ветра и огня, не заставил эту бурю улечься ради моего Генри, как сделал в Галилее ради себя самого? Я спрашивала Господа: как Ты допустил, что Елизавета Вудвилл, вдовствующая королева Англии, будучи ведьмой, о чем знает каждый человек в нашей стране, смогла преспокойно покинуть свое убежище и вступить в диалог с королем-узурпатором? Почему она по-прежнему с легкостью отыскивает свой путь в жизни, а мой путь размыт дождями и завален камнями? Так, распростершись на холодных ступенях алтаря, я часами предавалась своему святому, покаянному горю.

И Бог все-таки услышал меня. После стольких ночей, проведенных в бдениях и постах, после стольких отчаянных молитв, мне был наконец дан ответ. И я, кажется, догадалась, почему Он ответил мне. Просто я сама пришла к пониманию того, что случилось.

Да, я поняла, что вся наша затея была омрачена грехом честолюбия и алчности и тень греховной женской жажды мести спутала наши планы. Да, планы эти строила женщина, считавшая себя матерью короля, не удовлетворенная участью обычной женщины. Главной нашей ошибкой было то, что свои действия мы основывали на тщеславном женском стремлении стать королевой. Во имя своего эгоистичного желания я была согласна сменить мир, лишь недавно установившийся в стране, на новую войну. Познать себя — значит познать все. И теперь я готова была покаяться не только в собственных прегрешениях, но и в том, какую роль мои личные амбиции сыграли в нашем общем поражении.

Впрочем, я была не права лишь в чрезмерном честолюбии, имевшем, по-моему, вполне законные основания, ну и еще в том, что слишком сильно хотела занять достойное место в обществе. Так что мой гнев был гневом праведным. За все следовало винить Елизавету Вудвилл. Это она, горя жаждой мести, по собственной прихоти вовлекла Англию в очередную войну; это она явилась к нам, исполненная гордости за дом Йорков, поглощенная мечтой посадить на трон своего сына; это она вечно задирала нос, уверенная в своей красоте и неотразимости. Мне, конечно, стоило отказаться от объединения с ней, ведь она стремилась достичь лишь собственных, греховных целей. Это ее, Елизаветы, необузданное желание обеспечить победу своему сыну и вывело нас за пределы Божьего терпения. Мне же надо было раньше увидеть, насколько она властолюбива, и отойти в сторону.

Но и я тоже натворила немало и теперь, осознав это, молила Господа простить меня. Главной моей ошибкой был союз с Бекингемом, непомерные амбиции которого и безбожная жажда власти навлекли на нас эти карающие дожди, а также с королевой Елизаветой, тщеславие и преступные страсти которой показались Господу нашему весьма неприглядными. И потом, неизвестно: вдруг это действительно она своим колдовством вызвала те непрекращающиеся ливни?