Плавания капитана флота Федора Литке вокруг света и по Северному Ледовитому океану - Федор Литке

Нельзя было почти сомневаться, что причиной отсутствия льдов являются западные ветры, сряду несколько дней дувшие, и что с первым ветром с противной стороны возвратятся льды опять. В таком случае не успели бы мы ни описать восточного берега Новой Земли, ни исполнить тех статей Инструкции, которые касались островов Вайгач и Колгуев и Канина Носа, а из-за близости сентября месяца можно было опасаться, что, окруженные льдами, не успеем высвободиться из них до морозов и вынуждены будем зимовать в открытом море. Все подобные рассуждения и соображения, меня занимавшие, оказались излишними: ужасное, менее всего ожиданное происшествие указало нам решительно путь, куда следовать.

Уже несколько времени тревожила меня перемена цвета воды, которая сделалась зеленоватой и мутной. Давая это заметить лоцману, расспрашиваю я его, нет ли тут каких-нибудь мелей. Но он утверждал решительно, что море здесь везде чисто. Слова его походили на истину, потому что глубина с самого того пункта, где мы привели к месту, беспрестанно увеличивалась. Для большей осторожности часовые не сходили с фок-рея, но не видели, однако же, ничего, похожего на опасность. При полутораузловом ходе лот был бросаем через четверть часа, так что мы на каждых 300 саженях имели глубину. К 7 часам 15 минутам возросла она до 35 сажен, и я совершенно успокоился, как вдруг получило судно жестокий удар носом и вслед затем другой – кормой; глубина оказалась 3 и 2½ сажени.

Удары стремительно следовали один за другим, скоро вышибло руль из петель, сломало верхний его крюк и разбило корму, море вокруг судна покрылось обломками его киля, несколько минут не теряли мы хода, наконец, стали. Жестокость ударов усугубилась, и страшный треск заставлял всех членов брига ожидать каждую минуту, что он развалится на части. Удары были столь жестоки, что ртуть в барометре, висевшем в капитанской каюте, в двух местах разделилась. Некоторые бимсы дали продольные трещины[149].

Лишась всякой надежды спасти судно, должен я был помышлять только о спасении людей. Уже отдано было приказание рубить мачты, как-то самое, что привело нас на край гибели, сделалось и причиной спасения нашего: я разумею крепкий ветер и великое волнение, последнее отделяло судно от камней, между тем как первый понуждал его двигаться вперед; уже занесены были топоры, как судно тронулось снова и скоро вышло на глубину.

Миновала явная гибель, но положение наше тем не менее оставалось весьма опасным. Ветер дул с прежней силой, волнение нимало не смягчалось, наступала ночь, а мы были без руля. Натурально, что первой заботой нашей было вставить и укрепить по возможности это необходимейшее для корабля орудие. Кому известна хлопотливость этого дела и в добрую пору, тот легко вообразит, чего оно нам стоило при жестоком волнении, которое иногда и целые рули выбрасывает из мест. После полуторачасовой работы, в продолжение которой мне оставалось только любоваться усердием людей наших, громкое, согласное «ура», первое еще, может быть, огласившее пустынные места эти, возвестило наш успех.

К немалому нам успокоению и облегчению служили в это время превосходные качества нашего судна. Для уменьшения хода вынуждены мы были оставить только фок, стаксель и штормовую бизань, но и под одними этими парусами и без всякого управления продолжало оно идти весьма спокойно бейдевинд по полтора узла и с тремя румбами дрейфа, как бы под управлением искуснейшего рулевого; курс и ход его были все время отмечаемы по обыкновению точно так, как будто он ни на минуту не оставался без руля.

Для лоцмана нашего встреча этой банки была столь же нечаянна, как и для нас: он никогда не слыхивал, чтобы в этих местах находились какие-нибудь опасности. Это и неудивительно: для их судов двухсаженная глубина, на которой мы было остановились, есть фарватер безопасный; делать же промер на ходу нет у них и в заводе, и о существовании банки узнают они обыкновенно не прежде, как остановившись на ней. О малых глубинах догадываются они по стамухам (низким льдам), останавливающимся в тех местах зимой и долго не сносимых в весеннее время; здесь же не застаиваются они, вероятно, от сильных течений, царствующих в Карских Воротах, и от совершенной открытости места.

Эта банка, которую я по имени нашего штурмана назвал банкой Прокофьева, лежит от Кусова Носа на StW в 7 милях. Она не может иметь более мили в окружности. Чрезвычайная приглубость делает ее сугубо опасной. По северную сторону имели на 35 сажен глубины менее, нежели в полуверсте от нее, а по южную та же глубина в расстоянии 3½ мили. Она есть не что иное, как вершина воздымающегося со дна моря утеса. Множество бурунов заставляет думать, что подобных банок около этих мест немало, и поэтому не до́лжно подходить к Кусову Носу без особенной надобности на расстояние ближе 7 миль.

Повстречавшееся нам несчастье заставило меня переменить совершенно план наших действий. Мы были теперь вовсе не в таком состоянии, чтобы помышлять о предприятии каких-нибудь новых обозрений. Руль наш, невзирая на все укрепления, какие только можно было придумать, держался довольно ненадежно; мы имели причины подозревать, что некоторые из нижних крючьев были или повреждены, или, подобно верхнему, вовсе изломаны; в таком случае великий ход или волнение могли бы для нас быть весьма опасными. Сверх того, самые эти укрепления делали все движения рулем затруднительными и медленными, так что и через фордевинд поворачивать было не без хлопот, оверштаг[150] же совершенно невозможно, разве только на тихой воде.

Наконец, сверх местных в судне повреждений, которые должны были быть значительны, судя по открывшейся в нем течи от 5 до 6 дюймов в час, весь корпус его ослабел приметным образом: сначала члены его были соединены между собой столь плотно, что малейший удар в носовую часть, как, например, встреча льдины или удар волны, со всей силой отзывались в кормовой каюте; ныне же подобные удары производили в нем только дрожание, подобное дрожанию стальной пружины. Движение палубы при килевой качке было также весьма приметно. Столь явное расслабление связей судна заставляло ожидать, что течь в нем с каждым днем будет усиливаться. По всем этим причинам убедил я себя в необходимости поспешать с возвращением в Архангельск до наступления осенних бурь, к перенесению которых были мы совершенно неспособны.

Исправив повреждения, как выше упомянуто, продолжали мы идти правым галсом бейдевинд при крепком от W ветре. Не зная настоящего положения острова Вайгач, опасался я, чтобы продолжающийся ветер этот, наконец, нас к нему не прижал.

Понедельник 20 августа. Уменьшавшаяся с утра глубина усугубляла мои опасения, которые, однако же, скоро исчезли, ибо в полдень нашли мы себя по наблюдениям в широте 69°58'25'́ и долготе 56°03' – от счислимого пункта на WSW в 47 милях. Хотя последние наблюдения были и 18 августа, но значительную разность эту до́лжно почитать происшедшей с небольшим в сутки, поскольку до утра 19 числа не видели мы никаких признаков течения. Оно стало действовать на нас, по-видимому, не прежде того, как мы миновали Савину Ковригу. Это течение объясняет жестокие сулои, встреченные нами против губы Саханинской. Достойно примечания, что это пресильное к W течение появилось при крепких из NW четверти ветрах. Мне кажется, что это можно объяснить напором вод в Карское море, как и подобное явление, о котором упомянуто выше.