XX век как жизнь. Воспоминания - Александр Бовин

Больше того, мне все чаще кажется, что сразу за проблемой предотвращения ядерной войны, которой уделяется сейчас столько внимания на телеэкранах и страницах газет, все настойчивее встает другая сопоставимая по важности проблема. Все знают, что такое атомная бомба, но подавляющее большинство людей понятия не имеют о том, что уже сейчас существующие ныне технические средства позволяют, не сходя с места, наблюдать за тем или иным человеком двадцать четыре часа в сутки, где бы он ни находился. Перечень такого рода изобретений можно было бы продолжать долго, и эти изобретения совершенствуются с каждым годом. Надо полагать, что создаются они не только с целью научного любопытства. Иными словами, даже если человечеству удастся сохранить мир для будущих поколений, остается вопрос, будет ли этот мир действительно человеческим миром.

В любом учебнике можно прочитать, что принцип научности и принцип партийности, лежащие в основе нашей методологии, нашего подхода к окружающему миру, совпадают друг с другом. Это действительно так. Беда только в том, что они совпадают в глобально-историческом масштабе, но вовсе не обязательно будут совпадать по каждому конкретному вопросу в каждый конкретный момент времени. Вы лучше меня знаете, что бывают важные, но политически невыгодные факты. Можно ли в этом случае, утешаясь тем, что „начальству виднее“, в какой-то мере пожертвовать научностью ради сиюминутных политических интересов? И если да, то как далеко можно пойти по этому пути, претендуя в то же время на честность? Можно ли определить тот предел, за который ни в коем случае нельзя переходить?

Наверное, все эти вопросы — лишь частные случаи извечного философского вопроса о взаимоотношении цели и средств. Теоретически ответ состоит в том, что используемые средства всегда сказываются на характере цели. Но из этого все же не до конца ясно, как практически должен себя вести человек в данной ситуации. И для меня было бы очень важно узнать, как Вы представляете себе ответ на этот вопрос.

Мне остается лишь поблагодарить Вас за то, что Вы прочли это письмо. Понимаю, что Вы чудовищно заняты, и не рассчитываю на ответ в самом скором будущем, но надеюсь, что когда-нибудь он будет. Согласитесь, что фраза из Вашего интервью, что Вы стремитесь отвечать на каждое письмо, дает для этого некоторые основания.

В заключение позвольте пожелать Вам всего самого доброго».

Вот такое основательное послание от Олега Абалина из подмосковного Одинцова получил я в марте 1985 года. Не ответил тогда, так как ответ требовал философического сосредоточения.

А для этого бурное время не давало условий. А теперь всю эту книгу можно, пожалуй, считать ответом. И не только Абалину.

Одно дополнительное соображение. «Партийность» — это отношение к жизни, к своей деятельности, к фактам, явлениям и процессам под углом зрения интереса, пристрастности, симпатий и антипатий. Людей вне интересов, вне того или иного мировоззрения не существует. Поэтому от «партийности» уйти нельзя, невозможно. «Партийность» в сложных отношениях с научностью. Тем не менее я бы настаивал на том, что научность первична, «партийность» вторична. То есть не факты надо подгонять под интересы, что происходит сплошь и рядом. А интересы сообразовывать с фактами, что часто «невыгодно» интересам.

Цензура, при наличии которой приходилось работать, как раз и заставляла подгонять факты под интересы. Не сообщать о каких-либо фактах, обходить их (то есть довольствоваться полуправдой) — способ уйти от цензуры. Лошадь можно подвести к воде, нельзя заставить ее пить. Я не говорю всю правду, но я не вру. Это облегчает жизнь. Дает некий минимум нравственности.

* * *

Понимаю, что позиция уязвимая. Простейший способ уязвить — мало не врать, говори правду, и все тут! Так поступило «Новое русское слово», атаковавшее меня 20 декабря 1984 года. Слово обо мне под названием «„Антисоветчик“ из ЦК КПСС» произносит некто Я. Истеркейн. Привожу полностью его мате риал.

«Среди советских читателей он считается чуть ли не диссидентом. Вот что пишет в предисловии к интервью с ним журнал „Спутник“: „Каждый раз, когда этот человек, внешне похожий на Бальзака, появляется на голубом экране, миллионы советских телезрителей знают: предстоит встреча с интереснейшим собеседником — политическим обозревателем газеты „Известия“ Александром Бовиным. Он всегда откровенен в высказываниях, не любит уходить в сторону от острых проблем. Известные факты в его изложении приоткрываются новыми сторонами. При этом он не стремится навязать свою точку зрения как готовую истину, а делает слушателей соучастниками ее поиска“».

Да и само интервью с ним называется необычно остро для советской печати: «Люблю людей думающих». С каких это пор в тотально-тоталитарной стране, где не только думать, но даже сидеть в позе «Мыслителя» Родена считается смертным грехом, поощряются думающие люди?!

Секрет в том, что дайджест «Спутник», хотя и печатается на русском и многих других языках, в самой Стране Советов хождения не имеет. И предназначен он исключительно для зарубежного читателя. Более того, он даже печатается не в СССР, а в Финляндии — так что и типографские работники его не видят.

Александр Бовин — фигура и впрямь необычная для советской прессы. Все тамошние политические обозреватели, изворачиваясь, лгут. Бовин же изворачивается, чтобы не солгать. Собственно говоря, перед телезрителями он держится с таким достоинством, что это не назовешь изворачиванием. Он балансирует на тоненькой нити полуправды, — но нельзя же требовать совсем невозможного от лауреата Государственной премии 1982 года.

Эта премия несколько напоминает мне Ленинскую премию Аркадия Райкина и Государственную — Андрея Вознесенского. Но если, казалось бы, неблагонадежных людей одаривают шубой с царско-партийного плеча, значит, вероятно, они благонадежные?! Значит, это, вероятно, игра в демократию, которую так любят недемократические страны.

Но вернемся к нашему Бовину. В биографической справке, которая дана мельчайшим шрифтом, сообщается и когда он родился, и где учился, и где работал. Не указано лишь то, что делал Бовин с 1959 года по 1972-й. Сделано это явно и намеренно. Чем же занимался Бовин целых тринадцать лет, что об этом стыдно писать? Неужели в тюрьме сидел? Хуже. А. Бовин работал в отделе печати ЦК партии. Вот где он, оказывается, учился «не навязывать свою точку зрения».

Редакторы журнала «Спутник», конечно, знали об этом, но сочли нужным пропустить этот период: не хотели компрометировать диссидента в глазах западного читателя.

Вопросы, которые задает Бовину «Спутник», явно подогнаны под заранее заготовленные ответы.

Рассказывая о своих очных встречах с читателями, Бовин акцентирует на своем необычном подходе: «Обычно я говорю: „Вы можете писать, если угодно, записки, по ходу дела бросать реплики, перебивать, задавать любые вопросы“».

Вот какой Бовин человек! Это вам не Юрий Жуков, который письма с занозистыми вопросами, присылаемые ему на Центральное телевидение, немедленно передает в КГБ — чтобы оттуда ответили любознательному телезрителю.

Нередко на Западе, спрашивает Бовина «Спутник», можно услышать, что советские политические обозреватели и комментаторы похожи друг на друга, как близнецы-братья, что все они излагают только официальную позицию.