После тебя только пепел - Алекс Хилл

– И как ты думаешь, которая из этих трех ролей присуща тебе?

– Мне казалось, что это ты должна ставить диагноз, – дразнится он.

– Разумеется. Но сначала я хочу услышать твою версию.

Мнац сжимает губы. Очевидно, разговор становится для него все менее приятным. Ничего, справится. Я же смогла. Он меня не жалел, и я не стану.

– Давай помогу, – снисходительно предлагаю я. – Ты считаешь себя спасателем. Я права?

– Может быть, – сухо отвечает он.

– И это понятно. Все твои действия указывают на то, что ты пытаешься что-то изменить. Людей, их поведение, образ жизни. Все улучшить, усовершенствовать. Но есть проблема, Дань… ты не можешь этого сделать. Прости, что разбиваю мечту, но у тебя большие неприятности. Ты не спасатель, точнее не только он.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что все три личности из этого треугольника есть в тебе и они меняются без твоего ведома. Ты не можешь этого заметить, считая себя только лишь спасателем, но это ложь. Ты становишься преследователем, когда пытаешься создать стрессовые ситуации для своих жертв. Вытягиваешь девчонок из их треугольника в свой, но они остаются жертвами и там, и там. Ты меняешь свой лик слишком быстро: преследователь, которого они ненавидят, и спасатель, в которого влюбляются. Ты их разрушаешь, заставляя играть в одну и ту же игру с разными декорациями. В этом нет никакого смысла, нет твоего хваленого благородства.

Мнац пытается открыть рот, но я не позволяю:

– Хочешь поставить меня в пример? Да, это действительно имеет место быть, но здесь больше моих заслуг, чем твоих. Ты ускорил процесс, но не придумал его. Жизнь учит нас и без твоего вмешательства, каждый должен прийти к этому сам. Ты можешь направить, мягко подтолкнуть, но не тащить насильно, ломая кости по пути и сдирая кожу.

Вот теперь беру паузу и жду реакции. Мнац думает, глядя сквозь меня, и молчит.

– Продолжай, – наконец произносит он, солнечные лучи подсвечивают печаль на его лице.

– Ты жертва, Дань. Это твоя настоящая роль, от которой ты пытаешься спрятаться и защититься. Ты бежишь от ответственности за свою жизнь, за все, что в ней происходило и происходит. Ты это умело скрываешь, но я смогла докопаться до правды. Другие две роли ты выбрал сам и превратил их в маски. Что-то пугает тебя, и ты не хочешь думать об этом, потому что ничего не можешь сделать или изменить. Это замещение эмоций, удел всех жертв. Ты ныряешь в судьбу другого человека, отрекаясь от себя. Плаваешь в ней, отравляя воду, и заманиваешь на дно противоядием, которого у тебя нет.

Мнац тяжело вздыхает, а потом… тихие глухие хлопки разносятся по комнате. И это не насмешка. Он аплодирует мне всерьез.

– И какое лечение, доктор Миланович? Что посоветуете?

– Жить своей жизнью, – искренне отвечаю я. – Разобраться в себе, и не поверхностно, заделывая дыры на скорую руку, а глубоко и со всей ответственностью. Ты должен решить, что для тебя самое важное, а если хочешь помогать кому-то, то от всего сердца, а не для того, чтобы самоутвердиться или спрятаться от проблем.

– Думаешь, я смогу? – с тихой скрипучей болью спрашивает он.

– Уверена, что сможешь… если перестанешь страдать фигней, – по-доброму усмехаюсь я.

– Ты меня сделала, Алена. Принимаю поражение.

– Надеюсь, что оно тебя не сильно расстраивает.

– Как ни странно – нет. Я почему-то никогда не пытался посмотреть на свой треугольник с этой стороны. Спасибо тебе.

– Мы квиты, – с толикой нежной грусти произношу я.

И на этом можно было бы закончить, но что-то все еще держит меня здесь. Его боль, молчаливый зов. Жду откровения, не задавая прямых вопросов, потому что хочу дать Мнацу возможность принять решение самому. Открыться или отправить меня куда подальше.

– У моей сестры рак… – говорит он, опуская веки. – Ситуация паршивая, вчера мне с трудом удалось уговорить ее на повторную операцию. Она практически сдалась, Ален. Она уже этого не хочет. И я не знаю, что еще можно сделать. Отпустить или бороться за нее до конца? Это ведь эгоизм. Она нужна нам больше, чем мы ей.

Сердце сжимается, и я выхожу из позиции учителя. Все это действительно ужасно. Болезнь сестры не оправдывает все действия Мнаца и его игры, но сейчас я хочу быть на его стороне.

– Вы все нужны друг другу, – ласково говорю я. – Вы семья, это не просто слово. Ты должен быть с ними до конца. Должен быть рядом с сестрой, что бы ни случилось. Сколько бы времени ей ни осталось. Вот где нужна твоя настоящая помощь.

– Она не слушает меня.

– Потому что чаще всего ты несешь ерунду, невозможную для понимания! – строго говорю я. – Ей не нужны рассказы про подсознание, установки и всякие психологические тренинги. Ей нужен близкий человек, с которым она сможет просто поговорить, посмеяться или поплакать. Иногда достаточно быть всего лишь собой, таким, какой есть, а не включать всезнайку!

– Да понял я, понял. Только ствол не доставай, – напряженно смеется Мнац.

Вот сейчас он настоящий. Придурочный и простой. И ему это очень идет, таким я его и полюбила.

– А ты не беси меня, – отвечаю ему в тон. – Значит, ты поэтому уезжаешь? Вчера ты сказал, что я больше тебя не увижу.

– Да. Отец нашел хорошего врача фиг знает где, и мы все переезжаем. Продаем дом, машины, потому что бабла нужно немерено. Наверное, устроюсь там на работу, найду девушку…

Мнац поднимает голову, выжидающе глядя на меня. Ревности ждет? Снова меня проверяет или это для него действительно важно? Приподнимаю уголки губ и отвечаю:

– Только веди себя с ней прилично. И не проси своих друзей…

– Это был не я. Тогда с Женей. Я не оправдываюсь за все остальное, но хочу, чтобы ты знала правду.

– Это уже не имеет значения. Просто не будь козлом, ладно?

– Ты и здесь собралась меня поучать?

– Тебе еще многому предстоит научиться.

– Вчера ты так не говорила. Да! Даня! Еще! – кривляется он.

– Я не об этом, – смущенно опускаю взгляд, но быстро возвращаюсь к пронзительным голубым глазам. – Дань, мне сейчас не нужны отношения. И тебе тоже. Не то время, не то место.

– Я понимаю, – серьезно кивает он.

Повисает неловкая пауза. Не сказать, что тяжелая, но… странная. Я уже разобралась в своих чувствах. Знаю, что все правильно, но как будто чего-то не хватает. Смотрю на пакет с осколками, и он меня по-дурному веселит. Сколько стекла мы сожрали, прежде чем просто сесть вот так и открыто поговорить.

Встаю с кресла и хватаю моток мусорных пакетов. Если уж точка, то она должна быть яркой и запоминающейся.

– Что ты делаешь? – спрашивает Мнац.

– Предлагаю зажечь.

Стоим посреди лесополосы и глупо улыбаемся, глядя то друг на друга, то на костер, в котором горят книги. Они, конечно, ни в чем не виноваты. Виноваты головы, не сумевшие понять суть и правильно использовать все, что узнали, но это отличный способ отречения от бессмысленной идеологии Мнаца. Пусть она сгорит и разлетится пеплом с первым же дуновением холодного ветра. Пусть больше никто не попадет в этот огонь.