Ястреб и голубка - Вирджиния Хенли

— Выкладывай все! — приказал он, шагнув к ней с таким угрожающим видом, что она в ужасе отшатнулась.

— Я твоя жена! — закричала она, переходя в наступление. — Это на мне ты женился по доверенности! Я для тебя была ничем! Я значила для тебя меньше, чем грязь под ногами! Ты забросил меня сюда, на край света, а сам побежал блудить с королевой!

Крошечные пуговки на ее черном шелковом жилете расстегнулись, явив миру великолепное зрелище гневно вздымающейся груди. Ослепительные волосы окутали ее огненным облаком; бурное возмущение клокотало и вспыхивало, наполняя самый воздух жаром уязвленной гордости и негодования.

— Я явилась ко двору с единственной целью — поквитаться с тобой. Я решила стать твоей любовницей — и стала! А теперь я требую развода!

— Сабби, ты уже и раньше кидалась на меня то с кулаками, то с ножом — а сегодня еще и с хлыстом. До сих пор я проявлял к тебе величайшую снисходительность, но сейчас моему терпению пришел конец. Я собираюсь преподать тебе урок супружеского послушания — урок, который ты запомнишь надолго!

— Мне уже и раньше случалось испытать на себе твою грубость и жестокость! — огрызнулась она.

— Грубость? Жестокость? Да я боготворил тебя! Как вы с Мэтью посмели ослушаться моих приказаний? Как ты посмела появиться при дворе? Этот смердящий двор — неподходящее место для моей жены!

— А я не хочу оставаться твоей женой!

Я хочу развода! — прошипела она.

Его гневный взгляд обжег ее пламенем, и она безошибочно разглядела в нем неистовый ураган вожделения.

— А я хочу воспользоваться своими правами, — уведомил он ее.

— Нет! — задохнулась она. — Не трогай меня!

— Как моя любовница, ты могла бы отказать мне в своих милостях, но как жена — нет!

Он схватил ее в объятия и, наклонив голову, осыпал жгучими поцелуями ее грудь. Но потом его руки напряглись, и он основательно встряхнул ее.

— Все эти свары, которые ты затевала из-за того, что я женат на Саре Бишоп! Ты, зловредная маленькая подстрекательница, ты выводишь меня из себя так, как ни одной другой женщине не под силу!

Он издал хриплый стон и, рванув с ее плеч бархатный наряд, сдернул его вниз, так что тот уже едва держался у нее на бедрах. Она отпихнула ногой упавшее на пол платье и теперь стояла перед Шейном в нижнем белье, всем своим видом показывая, что не намерена уступать.

— Как ты могла пойти на такой жульнический обман? Как ты посмела притворяться двумя разными женщинами? — бросил он ей очередное обвинение.

— Уж кому-кому, а не тебе на это обижаться! Ты-то сам изображаешь не меньше чем трех разных мужчин!

Его губы прижались к ее губам поцелуем, от которого сердце могло остановиться. Поцелуй длился нескончаемо, и от всех ее оборонительных рубежей остались лишь жалкие руины. Когда он притянул ее к себе и она ощутила горячий напор его крепкого большого тела, ей стало ясно: она побеждена. Разбита в пух и прах.

— Сабби, я тебя обожаю, — прошептал он, и она прильнула к нему, стремясь услышать это снова и снова.

— Шейн, прошу тебя… — беззвучно проговорила она.

— Скажи это еще раз, — потребовал он. — Я хочу ощутить вкус своего имени у тебя на губах.

— Шейн… Шейн… Шейн…

— Я и в самом деле ублюдок, любовь моя.

Я лишил тебя брачной ночи… Мы сейчас же это наверстаем, — пообещал он, поспешно освобождаясь от одежд.

— Но сейчас не ночь… утро на дворе, — слабо запротестовала она.

Он от души рассмеялся.

— Пусть это тебя не беспокоит. Я удержу тебя в постели до ночи.

…Медленно, не спеша он начал ее ласкать и ублажать. Первые два часа были отданы поцелуям. Он целовал ее уши, веки, родинку, шею, виски, кончики пальцев. На ее несравненном теле не осталось ни одного такого места, которое не удостоилось бы благоговейного поцелуя. Его рука скользнула под теплый, нежный изгиб ее спины; он прижимал к себе даму своего сердца, так чтобы она все время осязала и игру его языка с ее губами, и силу литого тела, и требовательную пульсацию мужской плоти.

Они оба лежали на боку, лицом друг к другу; их ноги переплелись, дыхание смешивалось и казалось общим, когда они обменивались медленными томительными поцелуями.

— Ты околдовала меня, Сабби Уайлд, — шепнул он, удерживая ее в кольце своих рук и не отрываясь от ее губ. Он от души наслаждался ролью супруга. — Ты хоть понимаешь, как давно мы не были вместе? Ты придала моей жизни такую остроту… без тебя я как заблудший путник, умирающий от голода.

Шейн прекрасно знал, что мука ожидания сама по себе сладостна: чем дольше игра, чем невыносимее жажда — тем полнее и богаче окажется блаженство завершения. Потребовался час, чтобы желание разгорелось в Сабби в полной мере: еще немного, и оно уже граничило бы с умопомрачением. Она обвела языком уголки его рта, и тут уж он утратил власть над собой. Желание, которое он так долго обуздывал, бросило его в стремительный натиск, и он позволил этому вихрю подхватить и закружить себя.

Она не могла дышать, она не могла собрать обрывки мыслей. И душой, и телом она отзывалась на жгучий призыв его страсти.

Она изгибалась дугой навстречу ему, и упоение собственной властью над ней окатило его таким восторгом, что у него вырвался ликующий крик:

— Ты моя жена! Ты моя — всегда и везде!

Стоит мне только пожелать!..

Сабби тут же лишила его приятной возможности оставить свой клинок в ее атласных ножнах.

— В самом деле, милорд? — спросила она с опасным блеском в глазах.

— Всегда! Везде! Миледи, жена моя!

— А я получу развод, чего бы это мне ни стоило! — посулила она.

Тяжело дыша, распаленные страстью, обозленные, нагие, они сверлили друг друга взглядами.

— Я никогда не дам тебе развода, — сказал он, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

— У меня есть средство заставить тебя.

Я сохранила секретные досье Уолсингэма!

— Лживая тварь, ты же говорила, что сожгла их!

Она отбросила волосы за спину.

— То, что я тебе говорю, и то, что делаю, — совершенно разные вещи!

Его глаза так и впились в нее:

— Они должны быть в этой комнате, поблизости от твоей предательской руки.

Он вышвырнул из гардероба ее платья, выдернул ящики и высыпал их содержимое на пол, а затем направился к сундукам.

— Шейн! Не надо! — охнула она, понимая, что он сию же минуту обнаружит злополучные папки.

Он откинул крышки сундуков и принялся выгребать оттуда все, что там находилось.

— Говори, где они, не то я их тебя душу вытряхну! — пригрозил он.