Свадебные обряды у евреев - Исай Менделевич Пульнер

в «противодействии социалистическому строительству», а также об «антинаучной основе» еврейской народной медицины и ее угрозе общественному здоровью. Кроме того, они получили бы достаточно подробные знания о еврейском религиозном календаре и об обрядах жизненного цикла, связанных с рождением, браком и смертью. Эта гипотетическая музейная экспозиция гарантировала, что традиционная еврейская культура не канет в Лету.

Статья «Вопросы организации еврейских этнографических музеев и еврейских отделов при общих этнографических музеях» выглядит как революционный манифест, содержащий недвусмысленное осуждение старых этнографов-народников и призывы к материалистическому истолкованию иудаизма и еврейской цивилизации. Но если сопоставить эту статью с неопубликованными протоколами еврейской рабочей группы ИПИНа за тот же год, то общая картина выглядит достаточно неоднозначной.

Еврейская секция Ленинградского государственного этнографического музея

Как уже было сказано, в своей статье «Вопросы организации еврейских этнографических музеев» Пульнер категорически отвергал идею о том, что евреи составляют этнографическое целое. Однако еврейская секция ГМЭ, которую он возглавил в 1937 году, была основана на совершенно противоположных принципах. В ходе реорганизации в середине 1930-х годов среди сотрудников музея развернулась дискуссия о правильной репрезентации евреев как одной из дисперсных национальностей СССР. Точно так же, как Пульнер в своей статье 1931 года, руководители музея обсуждали, должны ли советские евреи быть представлены в отдельной музейной экспозиции или в составе экспозиций, посвя-!ценных соответствующим республикам. Наконец, после создания в 1934 году Еврейской автономной области (ЕАО) на Дальнем Востоке встал вопрос: а не заслуживают ли евреи отдельного подразделения – секции или даже отдела? По уставу ГМЭ отдел мог быть организован только в случае наличия национальной республики, поэтому в конце концов было принято решение о создании еврейской секции при Белорусском отделе[117].

Еще одним аргументом в пользу создания еврейской секции стало то, что различные еврейские этносы были исторически объединены узами религии, даже если религиозные обряды «утратили актуальность» на текущий момент. В качестве важного фактора также упоминался язык как один из элементов национальной идентичности. Руководство музея отмечало, что на идише говорит подавляющее большинство еврейского населения СССР. (То, что этот критерий маргинализирует неашкеназские общины, по-видимому, не слишком заботило участников дискуссии.) Обсуждение тонкостей большевистской национальной теории шло своим чередом, но в конечном счете именно прагматические финансовые и политические соображения определили решение музея объединить все еврейские этносы в рамках единой еврейской секции. Главными среди этих соображений были перспектива финансирования от ОЗЕТа[118] и надежды на то, что ЕАО когда-нибудь превратится из автономной области в автономную республику (на это намекали в своих выступлениях Калинин и Каганович), что, в свою очередь, оправдает будущее преобразование еврейский секции в еврейский отдел. Еще одно, не менее важное соображение подталкивало администрацию музея к этому решению: ей не хотелось заново рассказывать об истории еврейских страданий при царизме и благодарить товарища Сталина за новую счастливую жизнь советских евреев в каждом отделе музея, посвященном той или иной республике, в которой проживало еврейское меньшинство[119]. Все это стало основанием для создания единой еврейской секции, представляющей всё еврейское население Советского Союза в целом.

Пульнеру, возглавившему новую секцию, было первоначально поручено курировать выставку, посвященную созданию ЕАО «как достижению Великой октябрьской социалистической революции и ленинско-сталинской национальной политики среди евреев». Однако в процессе планирования выставки было решено, что она должна отражать достижения социалистического строительства среди еврейского населения всего СССР, а не только ЕАО. В течение очень короткого времени Пульнер и его сотрудники должны были подобрать экспонаты, которые, демонстрируя достижения советской национальной политики в еврейском вопросе, произвели бы должное впечатление на посетителей музея[120]. Пульнер особенно стремился заполучить предметы материальной культуры, которые опровергли бы нацистскую антропологию, утверждавшую, что евреям не хватает «врожденного творческого начала». Эта тема, к которой Пульнер неоднократно возвращался, приоткрывает и другую вероятную мотивацию создания единой еврейской секции – речь идет об ответе на заявления нацистской антропологии о расовой неполноценности народов СССР, и в первую очередь евреев[121]. С целью сбора экспонатов о жизни биробиджанских евреев для показа на выставке была даже организована этнографическая экспедиция в ЕАО в апреле – июле 1937 года, в которой Пульнер принял участие в качестве этнографа[122].

Выставка «Евреи в царской России и в СССР», открывшаяся для публики в марте 1939 года, охватывала период с 1881 по 1939 год и состояла из более чем пятидесяти витрин с фотографиями, картами, литографиями, диаграммами и этнографическими диорамами. В соответствии с советской идеологической формулой устройства этнографических выставок, экспозиция была организована как движение «от тьмы к свету», то есть ее первый раздел был посвящен угнетению евреев царизмом, а второй – их освобождению в советском государстве[123]. Если вторая половина выставки, демонстрирующая прогресс евреев при социализме, была идеологическим центром выставки, то в первой, дореволюционной, половине особое внимание уделялось «народному творчеству» и «оптимизму» еврейских трудящихся, отразившимся в ремеслах, орнаментах и пуримшпилях[124].

Несмотря на то что для организации выставки музею удалось приобрести целый ряд экспонатов по всему Советскому Союзу, а для ее первой части широко использовать коллекцию Ан-ского, Пульнер был глубоко обеспокоен недостатками и пробелами в экспозиционном нарративе, тем более что многие из них были отмечены в отзывах посетителей[125]. Как до открытия экспозиции, так и после Пульнер неоднократно жаловался директору ГМЭ на то, что комплектование еврейской секции «недостаточно развито» по сравнению с другими подразделениями ГМЭ. В 1939–1940 годах Пульнер добился некоторого прогресса в сборе дополнительных этнографических экспонатов на территории Украины, но ему пришлось столкнуться с нерегулярным финансированием и слабой материально-технической поддержкой со стороны ГМЭ, что затрудняло планирование экспедиции и наём вспомогательного персонала[126].

Докладные записки Пульнера, написанные в 1938–1941 годах, показывают, как он сам понимал свою роль хранителя еврейской народной культуры. Пульнер был явно раздражен тем, что ему, руководителю подразделения, приходится одновременно заниматься поиском экспонатов. Он пишет: «…почти все необходимые по плану экспонаты приходилось собирать, приобретать и изучать в процессе строительства экспозиции, что является, конечно, совершенно ненормальным»[127]. Несмотря на то что когда-то, еще в студенческие годы, он сам каталогизировал коллекции Ан-ского, Пульнер называл существующую опись этого собрания «беспорядочной» и выражал недовольство тем, что ему приходится строить еврейскую экспозицию «буквально с нуля». В марте 1940 года Пульнер в своей докладной записке подытожил статус советской еврейской этнографии как совершенно ущербный, особенно с точки зрения изучения и собирания материальной культуры:

Этнографическое изучение евреев СССР – сравнительно новое. До революции не было кадров еврейских этнографов (нет их почти и теперь).