Хочу женщину в Ницце - Владимир Абрамов

Дино закончил и сдвинул пепельницу на край стола, чтобы стряхнуть пепел с сигары. Его самодовольное лицо вопрошало о моем участии, и я поддался на его призыв.

– Согласен, что многие работы Фридриха Ницше не бесспорны, и его мораль в том числе. Спасибо вам, господин Росси, за напоминание, что Ницше когда-то работал здесь, в Ницце. Примечательно и то, что его фамилия и название города по-русски схожи по звучанию, как будто в них что-то родственное.

Дино улыбнулся.

– По-итальянски тоже, а вот по-французски – совсем нет. Я когда-то еще студентом пробовал изучать ваш русский. Дело прошлое, конечно, но кое-что помню. Видите, Дэннис, как у всех нас много общего. Мы христиане. Слава Богу, что я католик. Ницше – лютеранин, а во Франции остались еще и гугеноты, а вы, русские, – ортодоксы! Златоглавые храмы русской ортодоксальной церкви у нас на Ривьере поразбросаны всюду, от французских Канн до итальянского Сан-Ремо. Прекрасно, что с вашими эмигрантами мы сохранили вместе эти жемчужины христианской веры. Мне кажется, что мы, христиане, сейчас, в начале XXI века, как никогда нуждаемся в консолидации. У нас, скажем так, на западе Европы, – и для ясности он сделал сигарой круглое движение, – бытует расхожее мнение о возрождении христианской духовности на Востоке, в особенности в России с ее ортодоксальным взглядом на веру. Для меня это было несколько удивительно.

Он пристально посмотрел на меня, будто желал проникнуть в сокровенные тайны моей холодной души, но я промолчал. Дино воспринял мое молчание, как согласие на продолжение.

– Разве вы сами не замечаете, Дэннис, что сейчас, когда всё или почти всё дозволено, любая ортодоксальность, будь то ваша, иудейская или мусульманская, всё равно не может рассчитывать на широкую привлекательность среди образованных и свободных молодых людей. Поэтому в своих суждениях я всегда отвергал любую форму ортодоксального мышления, потому что это отделяет нас, людей зрелого возраста, от подрастающей молодежи. В христианстве стоит подумать о совместных усилиях по возрождению интереса молодежи к религии. Да, мы католики, а вы, русские, – ортодоксы. Вы, русские, вовремя сумели найти благозвучный для России заменитель греческому слову «ортодоксия». Я слышал, что вы у себя на родине не любите, когда вас называют ортодоксами, хотя и считаете себя последователями греческой ортодоксальной ветви в христианстве. Вы называете себя православными, – он произнес это почти по-русски, растягивая слово и улавливая в нем какую-то певучесть. – Я так понимаю, что слово «православие» обозначает по смыслу «славить Христа нашего правильно». Значит ли это, что мы, католики, славим Бога неверно?

Вопрос прозвучал скорее риторически, поскольку он не смотрел в мою сторону, а по-домашнему, развалившись в кресле и вытянув ноги, уставился в потолок.

– Я не могу утверждать, Дино, поскольку глубоко этот вопрос не изучал, но бытует в моей стране мнение, что наши русские предки, проповедуя язычество в средние века, славили «правь», то есть правду или правильный путь. Наши с вами современники, которые считают себя по сию пору язычниками или по вашему, Дино, паганистами, утверждают, что православие – это исконная русская языческая вера. Они убеждены, что христианская церковь на Руси в XVII веке вероломно присвоила себе это слово. Действительно, до XVI века в русских христианских летописях вы не встретите термин «православие». Применяли определения «истинная», «непорочная», «божья». В подтверждение этого паганисты напоминают, что существует ортодоксальное правило перевода Библии на церковнославянский язык, где все иудейские термины в нашей церковной лексике были греческой калькой, а это означает, что мы должны были бы называться только русскими ортодоксами, а не иначе.

– Совершенно верно! У нас тоже есть ортодоксальная католическая церковь. Теперь ответьте мне, Дэннис, значит ли это, что ее можно назвать православной католической церковью?

– Не знаю, – улыбнулся я и смущенно пожал плечами. – Во всяком случае, у нас в стране слова «ортодокс» и «православный» в народе считают одним и тем же, точнее, так считают наши служители церкви.

– Если это так, тогда, Дэннис, как вам нравится название, к примеру: «эфиопская православная церковь» или даже «православный иудаизм», – засмеялся Дино. – Лично мне кажется, что ортодоксальный иудаизм никак не назовешь православным иудаизмом.

– Выходит, православие-это все-таки не совсем ортодоксия. Согласен с вами, может, действительно правильнее было бы назвать не «православие», а «правоверие»?

– Вот именно, – встрепенулся Дино. – Тогда все встает на свои места. Никому и в голову не придет называть иудаизм православным или православным ислам.

– И все же, Дино, у нас в народе никто не хочет называться ортодоксом или правоверным. Нам просто нравится называться православными. Может, потому, что нам нравится слово «слава». Мы, наверное, в большинстве своем тщеславны. Православие для нас – это даже не слово, скорее, клич к объединению. Поменяйте это слово на любое другое, и все изменится. В глубине души нас, русских, слово ортодоксия обижает, даже убивает. Мы воинственно против такого равенства в определении «ортодокс = православный». Мы не гордые ортодоксы, мы просто православные.

– Я тоже склонен считать, что у вас превыше всего слово, а не вера. Попробуйте называться ортодоксами, и у себя в России, как вас, собственно, и называют во всем мире, и вас ждет разочарование. Мы держимся на вере, а вы, выходит, на слове. И все же, Дэннис, ответьте, вы не чувствуете в этом благозвучном смысловом определении «православный» жесткий разъединяющий пафос русских с остальным миром? Как достичь примиряющего объединения, если вы православные и тем самым кичливо указываете нам то, что мы не православные. Мне кажется, что нельзя никому, в том числе и католикам, называть себя правильными в христианстве. В этом слове звучит вызов, и вызов достаточно грозный.

В этот момент хозяину дома не помешало бы подтвердить свою фразу жестом, но Дино безмолвно подошел к моему креслу, и положив руку на его высокую спинку, стал раскуривать затухающую сигару и, глубоко вдыхая воздух носом, смотреть на себя в большое зеркало. В моем воображении опять возникла сцена самолюбования великого Дуче. Создавалось впечатление, что это был импровизированный спектакль, и Дино в нем играл главную роль, которая ему, несомненно, нравилась. Изящным движением руки он вынул сигару изо рта и продолжил:

– Не хочу копаться в нюансах веры. У католиков претензий предостаточно и к протестантам. Я был и в ваших храмах. Если вам до сих пор по нраву выстаивать всю службу на ногах, а женщинам стоять с покрытой головой и в юбках до пола, то пожалуйста. Но давайте жить в договорных понятиях единого времени. День рождения Христа для всех христиан должен праздноваться одновременно и существовать разумная последовательность: «Merry Christmas» and «Happy New Year» – произнес Дино почему-то по-английски. – Я надеюсь, молодой человек, вы ухватили мой посыл. Сначала Рождество, а затем Новый год. У вас, я слышал, есть старый Новый год и новый Новый год тоже. Еще и эта тема благодатного огня! Я не буду касаться благочестивых легенд, от чего предостерегают иерархи церкви, чтобы не пала сама вера. Однако полагаю, что если бы православная традиция обряда появления благодатного огня в пасхальную субботу являла собой реальное сверхъестественное чудо, а не чистейший вымысел, то все турки давно с большим удовольствием уверовали бы в Иисуса Христа, и их вхождение сегодня в Единое европейское пространство превратилось в простую формальность.