Людовик XIII - Екатерина Глаголева

Герцог Бульонский приехал в Париж, чтобы принять командование Итальянской армией. Однако свое пребывание при дворе он употребил на то, чтобы участвовать в ночных совещаниях, проводившихся в комнате Сен-Мара в Сен-Жермене или в Венецианском отеле на Королевской площади, где проживал первый оруженосец Гастона Орлеанского господин де Брион. В числе заговорщиков был также виконт де Фонтрай, горбун-гасконец, имевший личный повод ненавидеть Ришельё: два года назад во время торжественного приема в честь папского легата Джулио Мазарини кардинал сказал ему: «Посторонитесь, господин де Фонтрай: посланник его святейшества не любит уродов»…

«Господин Главный» проделал большую подготовительную работу. Связь с герцогом Бульонским он установил через своего друга Франсуа Огюста де Ту, советника Парижского парламента, служившего затем в интендантской службе при армиях в Артуа и Пьемонте. До 1637 года де Ту в письмах родным и знакомым превозносил кардинала, однако поездив по стране и увидев собственными глазами, как живет народ, переменил мнение. Он считал, что пора уже что-то предпринять; возможно, он был замешан в заговоре графа де Суассона, по крайней мере, состоял в переписке с его фаворитом Сент-Ибаром. Однако у него был, мягко говоря, несколько странный характер. Как пишет в заметках Фонтрай, «господин де Ту был повсюду, но ничего не хотел знать. Так, он доходил до дверей Венецианского отеля, не желая войти в него».

В конце 1641 года Сен-Мар увиделся при дворе с Месье и заявил ему, что король уже полтора года побуждает его к разрыву с кардиналом. Ссоры с его величеством — всего лишь уловка, чтобы обмануть Ришельё; король страстно желает мира, разочарован в своем главном министре и осыплет щедротами всех, кто приблизит конец войны с Испанией. Гастон осведомился, был ли у Сен-Мара с королем конкретный разговор о том, что Ришельё надо убрать. Маркиз ответил, что прежде хотел бы заручиться поддержкой герцога Орлеанского. Месье с легкостью предоставил ее: он уже знал по опыту, что ему это ничем не грозит. Он рассказал о заговоре Анне Австрийской, которая в целом одобрила это благое начинание, однако просила держать в тайне ее осведомленность об этом деле.

Уверившись в поддержке Месье и одобрении королевы, герцог Бульонский согласился предоставить в распоряжение новых друзей крепость Седана, однако считал, что одним, без помощи испанцев, ее не удержать. Гастон решил заключить договор с Филиппом IV: пусть выставит армию в 12 тысяч пехоты и шесть тысяч конницы под его начало и даст деньги на ее содержание — 400 тысяч экю. Всеми захваченными городами и крепостями будет командовать тоже он. Зато он обязуется заключить мир, по которому обе стороны вернут завоеванные территории, а Франция откажется от союза с еретиками — Швецией и германскими протестантскими княжествами. Кроме того, испанский король должен будет выплачивать Месье пенсию в 120 тысяч экю в год, а герцогу Бульонскому и Сен-Мару — по 40 тысяч. «Единодушно заявляем, что сим не предпринимается ничего против христианнейшего короля и в ущерб его государству, ни против прав и полномочий христианнейшей царствующей королевы; напротив, всё им принадлежащее постараются сберечь».

Гастон вернулся к себе в Блуа, а Сен-Мар тайком отправил в Севенны дворянина из Оверни господина де Шаванака, ветерана гражданских войн, поручив ему по возможности взбунтовать гугенотов и набрать из них солдат и офицеров. Между тем король и Ришельё 3 февраля выехали в Руссильон — разными путями, иначе обе свиты не смогли бы разместиться в городах, через которые проезжали. Сен-Мар решил, что это шанс: пока кардинал далеко, он сумеет убедить короля перейти на сторону заговорщиков.

Откуда такая уверенность? Маркиз был молод и не знал жизни. Только умный и проницательный Ришельё смог постичь сложную и противоречивую натуру короля, который внушил себе с самого детства, что он прежде всего монарх, а потому должен подавлять в себе чувства, свойственные простым людям, хотя, обладая ранимой душой, не мог не испытывать этих чувств.

Людовик был в курсе, что кардинал всеми ненавидим, однако отдавал должное его заслугам и знал, что всегда может на него положиться. Его самого угнетало, что его страна разорена, народ бедствует, а война никак не кончается, но что делать? Война должна закончиться победой Франции, иначе не было смысла ее затевать; кольцо, в которое его страну взяли Габсбурги, уже разомкнуто, их позиции сильно поколеблены, сейчас нельзя останавливаться и давать задний ход. Да, народ винит кардинала в непосильных налогах, восстания жестоко подавляются, но иначе откуда взять деньги? Кому, как не королю, знать, что Ришельё сам страдает от необходимости прибегать к этим суровым средствам, ведь кардинал приложил столько усилий к развитию торговли и промышленности, с его благословения начала худо-бедно осваиваться заокеанская колония Акадия в Северной Америке. Да, он опутал страну сетью шпионов, Бастилия никогда не пустует, но именно благодаря этому удалось предотвратить несколько заговоров и разрушить планы врагов! Да, королю самому было досадно, что кардинал всегда прав. Ну, почти всегда. Он и раньше порой настаивал на своем решении, а с конца 1641 года довольно часто возражал против распоряжений своего министра и отвергал аргументы, выдвигаемые Ришельё. Человек слаб, и Людовик, предаваясь меланхолии, позволял себе жаловаться на кардинала, который «тиранит» его, навязывая свою волю. Однако это были не более чем слова; когда Сен-Мар однажды в такой ситуации воскликнул, что королю следует прогнать своего министра, ведь он господин, а тот — слуга, Людовик тотчас прикрикнул на него, как на собаку: «Тубо! Экий вы быстрый!.. Кардинал — величайший слуга Франции из всех, кого она когда-либо имела. Я не смогу без него обойтись. И знайте, что если он когда-нибудь выступит против вас, я даже не смогу оставить вас при себе».

«Прогоните кардинала!» Сколько раз он уже это слышал! А кто его заменит? Кто сумеет заключить мир на условиях, выгодных для Франции? Кому он сможет доверить свои дела, не опасаясь измены и предательства? Кто вообще способен взвалить на себя огромный воз работы, который тащит сейчас Ришельё, успевать везде и всюду, как он?

Ришельё тоже много думал над этим вопросом. Ему скоро пятьдесят семь, он немощен и подвержен множеству недугов, люди много моложе и здоровее его давно в могиле. Кто станет его преемником, если Господь призовет его к себе? Кому можно будет доверить место у руля, не опасаясь, что корабль ляжет на иной курс? Его выбор пал на Джулио Мазарини, который стал кардиналом (не будучи священником) 16 декабря 1641 года. 26 февраля, находясь в Валансе, Людовик XIII сам возложил ему на голову кардинальскую шапку.

В это время виконт де Фонтрай пробирался в Испанию, везя с собой текст проекта договора и письмо Гастона к Оливаресу. В Лиможе он встретился с герцогом Бульонским и в очередной раз получил от него обещание решительных действий. Перевалив через Пиренеи, он проследовал через Сарагосу в Мадрид и сумел получить аудиенцию у графа-герцога, с которым проговорил три часа. Переговоры продолжались четыре дня. Наконец 13 марта 1642 года договор, составленный Месье, был подписан Оливаресом и Фонтраем под псевдонимом де Клермон. В тайном приложении к договору указывалось, что опорный пункт заговорщиков — Седан и что помимо Месье в заговоре участвуют герцог Бульонский и господин де Сен-Мар. Срок исполнения договора — 1 июля 1642 года. На обратном пути Фонтрай узнал от одного земляка, что за ним следили, и решил возвращаться другой дорогой. Через Тулузу он прибыл в Нарбонн, где тогда находились и король с Сен-Маром, и Ришельё.