Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914-1921 - Анджей Иконников-Галицкий

Этот документ мы приводим целиком. Сведения, содержащиеся в нем, подтверждаются материалами германских архивов и рассказами других пленных.

Рапорт М. Н. Тухачевского командующему гвардии Семеновским резервным полком о побеге из плена:

«№ 1, г. Петроград 16 октября 1917 г.

Сего числа прибыл в полк, возвратясь из плена после удачного побега.

В плен я был взят в немецкой атаке на участке нашей позиции у д[еревни] Пясечно. Оттуда с остановками я был перевезен немцами до солдатского лагеря Бютова, где временно провел три дня и был отправлен далее в Штральзунд в офицерский лагерь Денгольм. Через два месяца я бежал с подпоручиком Пузино, переплыв пролив между Денгольмом и материком, и шел дальше на полуостров Дарсер-Орт, откуда, взяв лодку, думал переправиться по морю на датский полуостров Фальстер, до которого было всего 36 верст. Но случайно мы были оба пойманы через 5 ночей охраной маяка на берегу.

После того как я отсидел в тюрьме и под арестом, я был через некоторое время отправлен в крепость Кюстрин, в форт Цорндорф. Через три недели я был оттуда отправлен в солдатский лагерь Губен на солдатское довольствие за отказ снять погоны. Через месяц погоны были сняты силой, и я был отправлен в лагерь Бесков. В Бескове я был предан военному суду за высмеивание коменданта лагеря, был присужден к трем неделям ареста и отбыл их. Из Бескова я был переведен в Галле, откуда через три месяца в Бад-Штуер. Из Бад-Штуера 6 сентября 1916 г. я убежал с прапорщиком Филипповым, спрятавшись в ящики с грязным бельем, которое отправляли в город для стирки. По дороге на станцию, в лесу, мы вылезли из ящиков и, так как немецкий солдат, везший белье, не был вооружен, то очень нас испугался и не мог задержать. После этого мы шли вместе 500 верст в течение 27 ночей, после чего я был пойман на мосту через реку Эмс у Зальцбергена, а прапорщик Филиппов благополучно убежал и через три дня перешел голландскую границу и возвратился в Россию.

Поймавшим меня солдатам я объявил, что я русский солдат Михаил Дмитриев из лагеря Миндена, надеясь легко убежать из солдатского лагеря. Пока обо мне наводили справки, меня посадили в близрасположенный лагерь Бекстен-Миструп. Проработав там вместе с солдатами пять дней, я опять убежал со старшим унтер-офицером Аксеновым и ефрейтором Красиком. Через три ночи пути, удачно переплыв реку Эмс и канал, идущий вдоль границы (оба препятствия охранялись), я был пойман последней линией часовых к западу от Меппена, оба же солдата благополучно пробрались в Голландию.

К этому времени я был уже настолько переутомлен, что не в состоянии был опять идти в солдатский лагерь, и потому, назвавшись своим именем, я возвратился опять в лагерь Бад-Штуер, проведя несколько дней в тюрьме в Меппене. В Бад-Штуере я отсидел три недели под арестом и был отправлен в крепость Ингольштадт, в форт IX, лагерь для бежавших офицеров.

Так как лагерь этот усиленно охранялся и не было возможности убежать, то я решил попасть в тюрьму, которая охранялась гораздо слабее. С этой целью на поверке я вышел из комнаты производившего ее немецкого унтер-офицера. Однако сразу же меня в тюрьму не посадили, а предали военному суду. Тогда я решил сделать выпад против немецкого генерала Петера – коменданта лагеря, и когда он приехал в лагерь, то разговаривал с ним, держа руки в карманах, не исполнил его двукратного приказания вынуть их и на его замечание, что это мне будет дорого стоить, спросил: „Сколько марок?“ Однако и за это меня не посадили в тюрьму, а опять предали военному суду.

В скором времени по делу оскорбления унтер-офицера я был присужден к 6 месяцам тюрьмы, суда же по делу генерала не было, так как накануне, 3 августа 1917 года, мне удалось убежать с капитаном Генерального штаба Чернивецким. Начало побега было очень неудачно. Сразу же в лесу мы наткнулись на жандарма, который нас долго преследовал. Наконец, разделившись, мы побежали с капитаном Чернивецким в разные стороны. Жандарм стал преследовать меня, но через полчаса выбился из сил и отстал. Что стало с капитаном Чернивецким, я не знаю. Через 9 дней я был пойман жандармом, объявился солдатом Михаилом Ивановым из лагеря Мюнстера, был помещен в лагерь Лехфельд, где отбыл наказание для солдат, и после был отправлен в лагерь Пукхейм.

Там я работал вместе с солдатами три недели и наконец убежал с унтер-офицером Новиковым и солдатом Анушкевичем. Через десять ночей ходьбы они были пойманы жандармами у города Шторгха, а я убежал и еще через три ночи ходьбы перешел швейцарскую границу у станции Таинген. Оттуда я следовал на Петроград через Берн, Париж, Лондон, Христианию и Стокгольм.

Подписал подпоручик Тухачевский»[274].

К сему остается добавить немногое. В лагерь Ингольштадт Тухачевский был доставлен 18 ноября 1916 года. Здесь он оказался в избранном обществе. Офицеры, за которыми числилось по нескольку попыток побега. Достаточно сказать, что его товарищем по заключению в IX форте был совершивший шесть таких попыток капитан Шарль де Голль, в будущем – генерал, вождь французского Сопротивления и президент Франции. Достойны упоминания многие: капитан де Гойс (будущий генерал), поручик Благодатов (тоже будущий генерал и агент советской разведки в Китае), военный летчик Дежобер, лейтенант Рур (будущий публицист, автор книги о Тухачевском). С ними было о чем поговорить, было чего у них понабраться.

И еще одно дополнение: в перерывах между побегами у Тухачевского оставалось достаточно времени для того, чтобы размышлять о будущем. В Россию он прибыл с нерастраченной энергией, с суммой амбиций, с опытом лагерного долготерпения и с багажом новых мыслей и планов.

Итак, 16 октября 1917 года Тухачевский прибыл в Петроград, где находились тыловые и запасные (резервные) части гвардейских полков.

18 октября он был представлен к производству сразу в чин капитана и к награждению орденом Станислава второй степени, но ни чина, ни ордена так и не успел получить.

В Петрограде шла странная игра: под шум все менее бурных и все более утомительных митингов Временное правительство и Петросовет перетягивали друг у друга вооруженную силу. Правительство явно проигрывало в этой борьбе. В тот день, которым датирован приведенный выше рапорт Тухачевского командующему резервным Семеновским полком гвардии капитану Раймонду Владиславовичу Бржозовскому, в Смольном, в Петросовете, шли бурные совещания большевиков и левых эсеров. Троцкий, Лазимир, Подвойский, Овсеенко (Антонов), именовавшие себя Военно-революционным комитетом, в прокуренных кабинетах обсуждали план захвата власти. Солдатские комитеты частей Петроградского гарнизона тоже совещались до хрипоты и все охотнее слушали товарищей большевиков. Офицеры молчали и с явным злорадством поглядывали в сторону Зимнего, где с недавних пор угнездилось правительство Керенского. В остальном город жил обычной жизнью. Бросались в глаза три особенности, резко отличавшие нынешний Петроград от того Петербурга, который провожал Тухачевского в поход тысячу сто семьдесят один день назад. Первая – отсутствие городовых, в прежние времена прохаживавшихся у каждого перекрестка. Вторая – обилие развешенных повсюду транспарантов с лозунгами, написанными на скорую руку, порой безграмотно. Третья – такое же обилие мусора, особенно подсолнуховой шелухи, на мостовых. И еще кое-что новое: праздношатающиеся солдаты и матросы, в расстегнутых шинелях и бушлатах, со сдвинутыми набекрень фуражками и бескозырками.