Две королевы - Александр Дюма

— Он появляется при дворе каждую неделю, если только присутствие вашего величества не заставит его удалиться совсем…

— Возможно; но позаботьтесь, герцогиня, чтобы этого не случилось; пусть ему передадут от моего имени: я желаю, чтобы он представился мне. Такой верный слуга! Если бы я могла найти кого-нибудь подобного!

— Или я ошибаюсь, ваше величество, или адмирал мечтает играть ту же роль при вашей особе. Не знаю, способен ли этот человек сжечь свои дворцы и превратить их в часовни, чтобы доказать свою преданность. Но мне кажется, он из тех, кто заранее делает выбор, хотя о том, что я называю любовью в духе герцога де Асторга, речи не идет.

Королева улыбнулась: этот заблаговременно сделанный выбор любви вопреки всем и всему показался ей странным.

Она закончила туалет и появилась перед восхищенным взором Карла II как прекрасная звезда. Король сказал ей, что намеренно пришел пораньше, поскольку хотел поскорее увидеть ее и поприветствовать; придворные разделились на две группы: наиболее молодые и блестящие ехали верхом, присоединившись к кортежу королевы, тоже сидевшей на лошади, остальные последовали за королем во дворец, чтобы встретить ее величество, когда она прибудет туда после утомительного дня.

За несколько дней королева обрела огромную власть над королем, а следовательно, и над всем двором. Совет и послы изъявили желание считаться с ее мнением; она пыталась избежать этого, со скромностью заявляя, что слишком молода, чтобы от нее ожидали подобного, что у нее нет необходимых знаний, опыта и что ей вовсе не хочется заниматься государственными делами.

— Мое предназначение — забота о короле, я должна утешать его, развлекать, если смогу, — заявила она графу фон Мансфельду, упорно уговаривавшему ее взять бразды правления в свои руки, чтобы обеспечивать интересы его повелителя, — ни о какой иной роли я не помышляю.

— Однако, ваше величество, ваш долг состоит не только в этом. Вы должны править страной, поскольку король на это не способен; вам следует направить политику Испании лицом к Империи. Королева Луиза была истинной француженкой; следуя ее примеру, вы должны быть истинной немкой и исправить то, что сделала она.

— Я буду истинной испанкой, сударь, или, точнее, я буду супругой короля Испании и пойду по тому пути, который он мне укажет.

— Вы счастливы, ваше величество? Надеюсь, вы простите мне этот нескромный вопрос, но я получил приказ от моего повелителя, вашего августейшего зятя, осведомиться об этом у вас. Довольны ли вы вашими отношениями с его величеством?

— Настолько довольна, насколько это возможно после недели знакомства с человеком. Поблагодарите моего зятя и мою сестру, им не о чем беспокоиться: мое положение оказалось лучше, чем можно было предположить.

— Придворные врачи утверждают, что приезд вашего величества оказался для короля очень благотворным и что уже давно он не чувствовал себя так хорошо, как сейчас.

— Это правда, сударь, и потому я счастлива. Я всей душой принимаю доверенную мне миссию и исполню ее.

Граф фон Мансфельд удалился. Он услышал совсем не то, на что рассчитывал, но король был молод, многое могло измениться в его душе, и тогда надежды австрийского двора в конце концов осуществились бы. Опять стали поговаривать о паломничестве к Богоматери Аточской, но граф не слишком верил в чудеса: старые политики полагаются только на себя и на свои хитрости. И если кто-нибудь захочет их обмануть, то добьется этого только искренностью, ибо они всегда подозревают происки, даже когда их нет.

Король буквально не отходил от Анны Нёйбургской, что вполне принято в Испании. Филипп V и его дражайшая супруга не расставались ни на секунду; я слышана, как французы рассказывали об этой неразлучной паре, и слушать их было неприятно, памятуя о том, во что превратился этот монарх.

Карл II страдал другим недугом, его навязчивая идея и мрачные мысли не могли исчезнуть сразу. После передышки, вызванной новизной обстоятельств, болезнь вновь дала знать о себе. Он почувствовал приступ заранее и в полном отчаянии бросился в объятия королевы, восклицая:

— Опять демон, он появляется, помогите мне сокрушить его!

Анна приложила для этого все усилия, но тщетно: припадок случился. Юсуф и королева все дни и ночи проводили около больного. Врач высоко оценил ангельскую душу и доброту новой повелительницы. Он привязался к ней так же искренне, как к своему хозяину, и вскоре во время долгих часов бодрствования у постели короля темой их бесед стал герцог де Асторга.

Анна поинтересовалась у верного слуги, как живет этот мученик любви. Она слушала с нарастающим удивлением рассказ о страдании, которое ничто не могло излечить. И этот человек был красив, молод, обладал сокровищами, носил одно из самых славных имен в Испании; любая женщина была бы счастлива стать его избранницей, он же хранил верность тени, призраку.

— Неужели я его не увижу? Мне сказали, что такое может случиться.

— Не знаю, ваше величество, решится ли он прийти во дворец. Слово «королева», не относящееся к Луизе Орлеанской, звучит для него как святотатство, он не может слышать его. Герцог больше не приходит свидетельствовать свое почтение королю, потому что, говорит он, его величество теперь не нуждается в нем, следовательно, он уже не связан с ним клятвой, поскольку ваше величество во всем и везде заняли место той, которую он оплакивает.

— Ты говорил ему обо мне?

— Да, ваше величество; он знает, что вы ангел-хранитель его повелителя.

— Тогда он должен был простить меня, к тому же, в чем моя вина?

— Герцога де Асторга снедает тоска, вполне способная помутить разум; не надо, ваше величество, осуждать его. Увидев вас, уверен, он избавился бы от предубеждения; самое трудное — привести его светлость сюда.

Со всех сторон королева слышала разговоры об этом чуде любви, и ничего не могло быть естественнее ее желания увидеть герцога; Анна признавалась в этом только Юсуфу, поскольку главная камеристка, несмотря на ее относительную доброту, была не из тех людей, кому она могла сказать все. Юсуф невольно разжигал любопытство королевы: герцог де Асторга завладел ее мыслями, превратив их в навязчивую идею; желание увидеть, узнать этого человека вскоре стало непреодолимым, и королева пустила в ход все средства, чтобы удовлетворить свое нетерпение.

Однажды, когда состояние короля немного улучшилось, она завела разговор о герцоге де Асторга и спросила, вернулся ли он ко двору после смерти Луизы Орлеанской.

— До вашего приезда он приходил раз в неделю.

— Значит, это я гоню его из дворца?

— Кто знает? У него, бедняги, тоже есть свой демон, как у меня! Луиза оставила после себя двух несчастных. Только герцог не обязан править

Испанией, он сидит в своей погребальной часовне наедине с холодным образом той, которую боготворил, и никто не заставляет его исполнять долг, не принятый им.