Безупречный шпион. Рихард Зорге, образцовый агент Сталина - Оуэн Мэтьюз

то она вынуждена будет перейти к осуществлению своих старых планов по захвату Украины и Кавказа” – такие слова приписывались в докладе американскому дипломату в Бухаресте[36].

Горькая ирония состояла в том, что Голиков на самом деле был прекрасно осведомлен о реальных планах Германии благодаря выдающемуся резиденту Наркомата государственной безопасности (НКГБ) – в феврале 1941 года подразделения, занимавшиеся в НКВД собственно госбезопасностью, были выделены в особое ведомство – в Берлине Александру Короткову. Вопреки постоянно повторявшимся приказам, запрещавшим контактировать с агентурами, скомпрометированными работой с предателями, Коротков по собственной инициативе вышел на связь с агентами, завербованными его предшественником Борисом Гордоном, одним из нескольких десятков лучших резидентов, расстрелянных после отзыва из командировок в 1937 году, участи которых избежал Зорге. Одним из самых перспективных агентов Гордона был увлекшийся идеями коммунизма сотрудник министерства экономики рейха Арвид Харнак. В сентябре 1940 года Коротков возобновил связь с Харнаком и вновь завербовал его как агента, присвоив ему кодовое имя Корсиканец. Корсиканец, в свою очередь, завербовал еще одного коллегу, Харро Шульце-Бойзена (кодовое имя Старшина), майора разведки в министерстве авиации Германии. Уже в октябре 1940 года Корсиканец докладывал в Москву, что “Германия вступит в войну с СССР в первой половине 1941 года” и первым этапом этой операции будет оккупация Румынии. Другой источник в высшем командовании Германии рассказал Корсиканцу, что “война начнется через шесть месяцев”[37]. Предупреждение Короткова осталось без внимания.

Агентура Корсиканца быстро разрасталась по мере того, как Харнак – порой обманным путем – втягивал в нее новых информаторов, дававших новые сведения. “Грек” работал в техническом управлении вермахта; “Турок” занимал должность главного бухгалтера в промышленно-химическом гиганте I. G. Farben; “Итальянец” был офицером военно-морской разведки Германии; “Швед” – майором люфтваффе, выполнявшим обязанности связного между министерством авиации и министерством иностранных дел; “Албанец” был русским эмигрантом-промышленником и бывшим офицером царской армии, обладавшим хорошими связями в военных кругах Германии. Коротков также находился в непосредственном контакте со старым другом Корсиканца под агентурным псевдонимом Старик[38], докладывавшим об оппозиционерах Гитлера и помогавшим поддерживать связь между членами агентуры[39].

Благодаря этой обширной агентуре среднего уровня к началу весны 1941 года Коротков получил доступ к самым разнообразным подробным источникам информации об операции “Барбаросса”. В начале января 1941 года Старшина доложил, что “был дан приказ о начале широкомасштабных разведывательных полетов с целью фотосъемки пограничной полосы Советского Союза”. В то же время Герман Гёринг отдал приказ, чтобы русский отдел министерства авиации, занимавшийся логистикой операций над СССР, “перешел в прямое подчинение штаба авиации, разрабатывавшего военные операции”. 9 января Корсиканец докладывал, что “военно-хозяйственный отдел статистического управления рейха получил от Верховного командования вооруженных сил распоряжение о составлении карт промышленности СССР”. В середине марта 1941 года Старшина предупреждал, что “операции… по аэрофотосъемкам проводятся полным ходом… Гёринг является главной движущей силой в разработке и подготовке действий против Советского Союза”[40].

Двадцатого марта 1941 года – в день, когда Голиков выступил с докладом, заявляя, что Гитлер будет добиваться успешного вторжения в Британию и только после этого нападет на СССР, – Корсиканец подтверждал, что “в Бельгии находится только одна активная дивизия, это является подтверждением, что военные действия против Британских островов отложены. Подготовка удара против СССР стала очевидностью. Об этом свидетельствует расположение сконцентрированных на границе Советского Союза немецких войск. Немцев очень интересует железная дорога Львов – Одесса, имеющая западноевропейскую колею”[41].

Как и Зорге в Токио, Коротков все больше отчаивался, что на передаваемые им сведения, которых с каждым днем поступало все больше, по всей видимости, закрывают глаза. Нарушив протокол, 20 марта Коротков написал непосредственно своему начальнику, руководителю НКГБ Лаврентию Берии, ручаясь за достоверность сведений от Корсиканца и его агентуры. В тот же день госсекретарь США Самнер Уэллс сообщил послу СССР в Вашингтоне Константину Уманскому, что Соединенные Штаты получили “достоверную информацию”, что “Германия намеревается напасть на Советский Союз”[42]. Однако и Берия и Голиков неуклонно цеплялись за сталинское заблуждение (лишь подкрепляя его), что никакого вторжения в ближайшее время не будет.

Другие источники тоже подавали сигнал тревоги. 7 февраля 1941 года агент Тэффи, шпион НКГБ в греческом посольстве в Москве, предупредил, что “растут слухи о германском нападении на Советский Союз”. Спустя две недели резидент НКГБ в Швейцарии Александр Радо (агентурное прозвище Дора) доложил, что “германское нападение начнется в конце мая”[43]. Оба эти донесения можно было проигнорировать как непроверенные слухи. Однако Рудольф фон Шелиа, первый секретарь посольства Германии в Варшаве, был гораздо более серьезным источником. В советскую разведку его завербовал Рудольф Геррнштадт, бывший московский корреспондент немецкой газеты Berliner Tageblatt, в Варшаве в 1933 году[44]. После оккупации Польши Шелиа, которому присвоили кодовое имя Ариец, получил новое назначение в министерстве иностранных дел Германии в Берлине, ставшее прекрасным наблюдательным пунктом, чтобы следить за дипломатией рейха[45]. 28 февраля Ариец срочно связался с любовницей Геррнштадта (и коллегой по шпионажу) Илзе Штёбе, агентурный псевдоним Альта, сообщив, что у него есть чрезвычайно срочная информация для Москвы. Ариец не преувеличивал. Среди документов, которые он видел в министерстве иностранных дел, был подробный план предстоявшего наступления Германии. Три группы армий под руководством маршалов Лееба, Бока и Рундштедта должны были направиться на Ленинград, Москву и Киев, докладывал Ариец. “Начало наступления предварительно планируется на 20 мая”[46].

Предупреждение Арийца все же попало в доклад Голикова Сталину от 20 марта – хотя и в крайне искаженном виде. Руководитель разведки заявлял, что “после победы над Англией Германия, наступая против СССР, предполагает наносить удар с двух флангов: охватом со стороны севера (имеется в виду Финляндия) и со стороны Балканского полуострова”[47]. Версия Голикова не имела ничего общего с тем описанием операции “Барбаросса”, которое предоставил Ариец, – как выяснилось в дальнейшем, вермахт именно так ее и осуществил. Голиков также роковым образом сохранял уверенность, что до завоевания Гитлером Британии наступление Германии СССР не грозит.

Десять дней спустя Старшина подробно описал план действий, подготовленный штабом авиации для налета на Советский Союз. “Авиация сконцентрирует свой удар на железнодорожные узловые пункты центральной и западной части СССР, электростанции Донецкого бассейна, предприятия авиационной промышленности г. Москвы. Авиационные базы под Краковом являются основным исходным пунктом для нападения на СССР. Немцы считают слабым местом обороны СССР наземную службу авиации и поэтому надеются путем интенсивной бомбардировки аэродромов сразу же дезорганизовать ее действия”[48]. Как оказалось, это было точное описание первых дней операции “Барбаросса”. Голиков постарался скрыть это от Сталина.

“Хороший шпион может определить исход сражения или ход важных переговоров