Кардонийская рулетка - Вадим Панов

Печь. Вот что стал напоминать дом уже через несколько секунд. А первый этаж — распахнутую топку, в которой бесилось обретшее свободу пламя. Восемь гранат Огнедел расстрелял за шестнадцать секунд, Шо специально отстал и продолжил работать, пока Лайерак перезаряжал оружие.

— Отлично!

Трупы, аура страха, но главное — пожар. Величественный пожар, возникший за секунды, за мгновения.

— Огонь очистит, — прошептал Отто. — Огонь изменит…

«Герметиконский вестник» трещал сухим поленом. Добавлять первому этажу не имело смысла, а потому Лайерак и Шо расстреляли несколько верхних окон, и меньше чем через минуту пятиэтажный дом пылал до самой крыши. Пылал голубым алхимическим огнем.

А вокруг визжали оранжевые «спички».

— Какая красота! — Жар бил в лицо, но Отто не отступал, продолжал стоять в пяти шагах от погибающего здания и зачарованно улыбался, не в силах отвести взгляд отдела своих рук. — Совершенство…

— Уходим!

Свистки полицейских, пожарный колокол, вопли… Кто-то бежит прочь, кто-то помогает горящим людям. Паника. Попытки что-то сделать. Паника.

— Совершенство…

От оранжевого мутит. «Спички» ведь не только горят, они еще и воняют, перебивая запахом жареной плоти аромат зажигательной смеси. И еще они орут. Мутит… И Шо начинает разряжать «Брандьер» в окна соседнего дома. Просто для того, чтобы отвлечься от оранжевого.

в Унигарте начинаются переговоры, Хасина подбрасывает идею, Накордо ничего не видит, а Помпилио узнает важное

«Наше первое по-настоящему обстоятельное общение с Хасиной состоялось, когда я обратился к нему за профессиональной помощью, но такова, наверное, судьба всех медикусов. До этого мы были представлены, встречались в кают-компании, даже обедали за одним столом, обмениваясь ничего не значащими фразами, но и только. Альваро, так же, как все остальные офицеры „Амуша“, ко мне присматривался, терпеливо дожидаясь, когда судьба занесет меня в его паутину для детальной диагностики. И дождался, стервец инопланетный.

В своем первом воздушном, бою — не скрою, геройствовал в нем Энди — я получил ожоги рук и, как вы понимаете, не мог пройти мимо кабинета медикуса. Первый визит оказался скомканным: мы только что потеряли мессера, команда пребывала в угнетенном состоянии духа, и Альваро ограничился тем, что наложил мне мазь и повязку. Велел прийти завтра, и вот назавтра, чтоб меня в алкагест окунуло, я крепко облажался. Не знаю с чего, но я счел Хасину самым безобидным из офицеров: то ли яйцевидная башка его так подействовала, то ли уши, напоминающие крылья летучей мыши, то ли в целом… Но я позволил себе расслабиться. Я достаточно вальяжно поздоровался, чем вызвал удивленный взгляд медикуса, без спроса расположился в кресле для посетителей, а, когда Альваро отвернулся к шкафу с медикаментами, так же без спроса взял со стола маленький желтый леденец.

До сих пор не могу объяснить, почему я это сделал.

Я разгрыз леденец в тот самый миг, когда Хасина обернулся, держа в одной руке банку с мазью, а в другой — стерильный бинт.

Помню, я улыбнулся:

— Совсем неплохо. — Конфетка оказалась мятной, с легким привкусом каких-то трав.

Подозреваю, что вид у меня при этом был необычайно нахальный.

Однако Альваро отреагировал на мою наглость на удивление кротко. Суховато улыбнулся, положил мазь и бинт на стол, уселся напротив меня, посмотрел на часы и только затем вежливо заметил:

— Никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.

Фраза прозвучала вполне естественно в данных обстоятельствах, а потому я позволил себе ироничный смешок:

— Извини.

Хасина вздохнул, словно выказывая легкое разочарование, выдал еще одну вежливую улыбку, поднялся, повернулся к запертому шкафу, что стоял прямо за его креслом, но замер, едва прикоснувшись к дверце. Выдержал пару секунд, вернулся в кресло и свел руки перед собой:

— Впрочем, раз уж ты ее съел, торопиться не будем. Подождем симптомов, месе карабудино, а пока займемся руками.

И открыл баночку.

В кабинете завоняло мазью, но слова медикуса не понравились мне куда больше неприятного амбре.

— Каких симптомов? — вопросил я.

— Вытяни вперед руки, месе карабудино. — Я подчинился, и Хасина разрезал старые повязки. — Болело сильно?

— Терпимо.

— Хорошо.

— Так что там насчет симптомов, чтоб меня в алкагест окунуло? О чем ты говорил?

— Я не сразу понял, что ты не тот Мерса, который попроще, — негромко ответил Альваро, аккуратно накладывая мазь на мои раны. Работал он, надо отдать должное, весьма ловко и профессионально. — Я еще не научился в вас разбираться.

— Мы говорили о симптомах, — напомнил я.

— Тот Мерса… Энди, кажется… Так вот, тот Мерса имел со мной разговор на открытой палубе, но, видимо, не передал его тебе, — невозмутимо продолжил медикус и с законной гордостью сообщил: — Видишь ли, месе карабудино, помимо того, что я лечу ваши прыщи, я занимаюсь серьезным делом — медициной и даже написал несколько книг.

— Рад за тебя, — не очень вежливо бросил я. — О каких симптомах ты говорил?

— У тебя руки дрожат.

— Слишком тугая повязка.

Хасина ослабил бинт.

— Так лучше?

— Да.

— Я автор монографии „Некоторые особенности минеральных ядов“ и брошюры для специалистов „Принципы целенаправленных отравлений в походных условиях“. За эти труды я удостоен звания доктора токсикологии Мерленсонского медицинского университета…

— Это был яд?!

Проклятая конфетка!!

— Гвини патэго, зачем ты такой громкий? — поморщился медикус.

— Яд?!!

— Какая теперь разница?

— Почему он лежал на столе?!

— Потому что никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.

И вот на этот раз фраза прозвучала совсем не кротко. Я пропустил хлесткий, четко выверенный удар.

„Безобидный яйцеголовый?! Как бы не так!“

Внутри стало холодно-холодно, однако голова, как ни странно, работала:

— Мне нужен антидот.

— Давай дождемся симптомов, — мягко предложил Хасина.

— Альваро!

Медикус деловито посмотрел на часы и взялся за карандаш: