Богоборцы из НКВД - Олег Смыслов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2
После смерти Сталина, а то есть уже при Н. С. Хрущёве (в 50-е), политика государства к Церкви и религии стала заметно меняться. Например, 7 июля 1954 года было принято постановление ЦК КПСС «О крупных недостатках в научно-атеистической пропаганде и мерах её улучшения». Правда, через четыре месяца (10 ноября) последовало новое постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения». Но это была лишь временная приостановка активного наступления на Церковь и религию.
17 апреля 1956 года Г. Г. Карпов встретился с патриархом Алексием. Сохранилась запись этой беседы: «С 29 марта по 16 апреля патриарх находился на положении постельнобольного на даче в Переделкино (грипп и ангина), и меня почти ежедневно информировал о состоянии болезни патриарха врач Кремлёвской поликлиники Успенский М. Г.
16 апреля патриарху было разрешено переехать в Москву, но без права выхода на улицу.
17 апреля я навестил патриарха в Московской патриархии и в беседе, продолжавшейся 30 минут, патриарх Алексий поставил следующие вопросы:
1. Что в связи со смертью в Одессе архиепископа Никона он намерен послать туда на похороны из Москвы митрополита Нестора с тем, чтобы ему поручить временно управление епархией, а если он поведёт себя хорошо, то оставит его вообще там. При этом патриарх дал хороший отзыв о Несторе.
Я, хотя и видел, что патриарх принял определённое решение, но, зная Нестора и его недавнее возвращение из лагеря для заключённых, возразил, объяснив значение Одесской епархии как летней резиденции патриарха и как место приёмов летом почти всех иностранных церковных делегаций.
Патриарх спросил: «Но я перебрал весь список архиереев, и мне в таком случае некого послать в Одессу, за исключением архиепископа Виктора, который ещё не скоро приедет из Пекина». (Виктор все 38 лет советской власти проживает в Китае, но на его назначение в Одессу согласие было дано нами ранее.)
Я назвал патриарху архиепископа Бориса (из Краснодара) или другого, по усмотрению патриарха, но только такого архиерея, которого можно было бы допустить ко встречам с иностранными делегациями.
Патриарх, ничего не говоря о Борисе, сказал: «В таком случае я назначу Нестора в Казань». (Часом позднее я узнал, что патриарх, разрешив Киевскому митрополиту Иоанну выехать на похороны в Одессу, дал указание вызвать архиепископа Бориса в Одессу, которому и поручить проведение службы, связанной с похоронами Никона. Значит ли это, что патриарх его оставит в Одессе или нет, трудно пока сказать.)
Патриарх поставил меня в известность, что на Ворошиловградскую епархию он назначает в епископы священника Коноплёва, служащего в церкви на Воробьевых горах…»
Здесь следует отметить, что, прислушиваясь к рекомендациям Карпова, патриарх никак не был его послушным исполнителем. Несмотря на их внешне тёплые отношения, Алексий проводил кадровую политику сугубо по своему усмотрению…
Но вернёмся к записи в заключение беседы: «…патриарх сказал, что он не хотел бы иметь таких неприятных фактов, как это имело место недавно в Казани, куда в гости к архиепископу Иоанну приезжал из Удмуртии архиепископ Ювеналий. Ювеналий обратился к уполномоченному Совета по делам религиозных культов по Татарской АССР т. Сафину (исполняющему обязанности уполномоченного по делам Русской православной церкви) с просьбой разрешить отслужить одну церковную службу в кафедральном соборе. Тов. Сафин категорически возразил, не разрешив службу, и Ювеналий должен был, как сказал патриарх, «не солоно хлебавши» уехать в Ижевск.
Я ответил патриарху, что это, конечно, нелепый случай, говорящий, по меньшей мере, о бестактности т. Сафина, и в будущем это не будет иметь место (ст. инспектору Совета т. Алимову, выехавшему в Казань по другим делам Совета, мною даны указания разъяснить т. Сафину его ошибку).
Мною было патриарху сказано, что накануне, 16 апреля, мне на квартиру звонил профессор Вотчал, который, проинформировав меня о том, что митрополит Николай по болезни сердца нуждается в отдыхе на время с 20 по 27 апреля и в 3-й декаде мая, просил меня оказать возможное в том содействие. Я сказал проф. Вотчалу, что я об этом поставлю в известность патриарха. Патриарх мне сказал: «Странно, зачем Вас профессор Вотчал беспокоит, я думаю, что это сделано по просьбе самого митрополита Николая. Во всяком случае, сегодня будет у меня митрополит, я и ему скажу. А что касается разрешения, то митрополит не нуждается в таких разрешениях ни с моей, ни с Вашей стороны».
Судя по всему, Г. Г. Карпов действительно не ошибался по поводу личности патриарха Алексия I.
В конце 1958 года начинается новая кампания по искоренению религии в СССР, безусловно, инициированная самим Хрущёвым. Именно с «1958 года началось постепенное закрытие действующих храмов и монастырей, — констатирует Г. Михайлов. — Становился всё более тяжёлым диктат Совета по делам Русской Православной Церкви при Совете Министров СССР, всё более назойливыми опёка и контроль государства над деятельностью и личной жизнью самого Патриарха. Первосвятитель с уважением относился к Председателю Совета Г. Г. Карпову, ибо с его именем связывал возрождение Церкви, оживление приходской жизни в военные и первые послевоенные годы. Однако именно в конце 50-х годов в настольном календаре Патриарха всё чаще появляется раздражительная надпись: «Опять Карпов!!!» Где бы ни был Святейший Патриарх — в Москве, на отдыхе в Одессе — нигде не оставляли его в покое Председатель Совета или его сподвижники. Активность председателя Совета по делам Русской Православной Церкви не случайна: над Карповым сгустились тучи. Деятельность возглавляемого им Совета была признана в аппарате ЦК КПСС неудовлетворительной».
Историк подчёркивает: «Патриарх Алексий не был наивным человеком. Тем не менее причину начавшихся гонений на Церковь он видел в кознях прежде всего местных партийных и советских органов, искажающих линию ЦК КПСС в религиозном вопросе. Он полагал, что встреча с главой Советского правительства Н. С. Хрущёвым могла бы многое изменить в положении Церкви. Такая встреча состоялась 17 мая 1958 г. Часть поставленных Патриархом проблем, касающихся зарубежной деятельности Церкви, была разрешена. Однако озабоченность Первосвятителя вызывали другие вопросы: прекращение гонений на Церковь, в том числе в средствах массовой информации, открытия храмов, выселения из Троице-Сергиевой лавры гражданских организаций, учреждения патриаршей типографии. Хрущёв отнёсся сочувственно к просьбам Патриарха и обещал, что Правительство их рассмотрит. Надо отметить, что встреча с главой советского государства не изменила ситуацию. Более того, уже в конце года были предприняты административные меры по дальнейшему ужесточению положения Русской Православной Церкви, подрыву её финансового состояния. Постепенно кампания закрытия церквей приобретала масштабный характер, сопровождалась оскорблениями и надругательствами над православными святынями и верующими».
И действительно, в течение 1959 года Патриарх безуспешно добивался встречи с Хрущёвым, направлял на его имя письмо и записку, которые рассматривались Карповым «как своего рода жалоба на Совет».