Змеиное гнездо. Тень заговора - Злата Иволга

Ильза поспешно вывела из конюшни еще не расседланную лошадь, вскочила на нее и поскакала к ближайшим городским воротам. Похоже, Мишель ездил по делам один, без сопровождения телохранителя. Еще две лошади в конюшне стояли без седел. Телохранителя, наверное, отпустили. А жаль – он бы сегодня пригодился.

Стража у ворот не шевельнулась, чтобы ее задержать, значит, разгром в доме почтенного купца еще не обнаружили.

Уже выехав за пределы столицы, Ильза поняла, что значит «экспериментальный образец». «Ссъела что-то не то», – как говорила змея из снов. Сильное ритуальное заклинание, а именно к таким относилось то, чем она недавно занималась, могло уничтожить проглоченный экранирующий амулет. И по вновь появившемуся фону магии ее и выследили посланники Дитера. Как же она могла не подумать об этом? Теперь колдовать ей еще долго не придется. Недобитые ею маги могут продолжить погоню, если, конечно, очнутся до прихода патруля. В любом случае, она снова превратилась в беглянку, вынужденную скрываться.

Ильза стукнула пятками в домашних туфлях по бокам лошади и свернула на дорогу, которая вела в портовый город Мительхафен. Там находился трактир со знакомым хозяином, где можно найти временный приют. Ильза с удивлением ощутила, как ее губы растягивает невольная улыбка. Именно в этом трактире она провела лучший месяц своей жизни. Не считать же хорошей жизнью пребывание в Башне под опекой лицемерного Дитера. Хотя он никогда не давал понять, что хоть как-то отвечает на ее чувства. Ильза фыркнула. Зато попытался продать ее замуж за своего сообщника. С большой вероятностью брата ее бывшего любовника, которого она нашла на берегу и спасла. Интересно, все ли члены королевского семейства Фершланге видят говорящую змею во сне? Или только ей так повезло?

Ильза скакала к порту, а ее мысли скакали в голове, не желая упорядочиваться. Бедный Мишель, приютил проблему на свою голову.

Сокол важно ходил по столу и клевал крошки, в изобилии оставшиеся после завтрака.

– Видишь, Бюшель, до чего мы дожили. Я сижу взаперти в глуши, а ты ешь крошки. Я достану тебе что-нибудь вкусненькое, но часто летать тебе, дружок, нельзя. Генералиссимус запретил. А он теперь для нас и мать, и отец, и государство. Хотя нет – государство все-таки я. Наверное.

Вильгельмина посмотрела в блестящие глаза сокола и всхлипнула.

– Кобыла я бестолковая, а не государство. Шатци и то умнее меня. Сижу тут и жду, пока меня вытащат из коробки и посадят на трон. Глупая кукла!

Сокол тревожно заклекотал, и Вильгельмина коснулась его перьев.

– Прости, Бюшель. Завтра ты обязательно полетаешь. Ты-то не виноват, что хозяйка дура.

Сначала принцесса скучала по дворцу и псарне. Слуги маленького замка в лесу и генералиссимус ежедневно получали порцию скандалов, упреков и просто недовольства. Принцессе хотелось частых конных прогулок, охоты и своих борзых.

Вильгельмина принималась писать в столицу то матери, то настоятелю придворного храма, а то и принцу Джордано в Тусар. Узнав, что ее письма не покидают пределов замка, она устроила генералиссимусу грандиозный разнос с угрозами. Тогда-то князь Отто Йенс и рассказал ей, почему они находятся в таком глухом месте и чего ждут. Точнее, чего они ждут, Вильгельмина так и не поняла, потому что не дослушала, убежала, заперлась в своей комнате и просидела там сутки. В конце концов, голод заставил ее открыть дверь и впустить обеспокоенных слуг и генералиссимуса. Желудку было наплевать на смерть королевы Фредерики и на отчаяние ее дочери. Старый генералиссимус сел рядом с поглощающей пищу принцессой и долго молчал. Он даже не сделал замечание, когда Вильгельмина вытерла руки скатертью и пустила на стол сокола полакомиться мясом.

– Никто не знает. Кроме пары-тройки надежных людей, – произнес, наконец, генералиссимус.

Медленно, но до Вильгельмины дошло, о чем он.

– Почему? – Она погладила голову сокола, где постоянно топорщились перья.

Генералиссимус снова замолчал, только тяжело вздохнул. Принцесса с невиданным до сих пор у нее чутьем терпеливо ждала.

– Что вы знаете о последних событиях? – спросил генералиссимус.

– А у нас что-то происходило? – нахмурилась Вильгельмина.

– Во дворце при дворе ничего странного не слышали? – продолжал задавать непонятные вопросы генералиссимус.

– Говорите прямо, в чем дело, князь, – потеряла терпение Вильгельмина. – Вы прекрасно знаете, что мне всегда плевать было на болтовню фрейлин и прочих. Их мелкие гадости меня нисколько не трогали. Это было жалко.

– В этом-то вся и беда, – снова тяжело вздохнул генералиссимус. – Вы помните свою борзую, которая умерла от отравления? Или тот пикник, когда вы попали под оползень?

Принцесса выпрямилась и застыла.

– Неужели… Не может быть! Мама… королева… вы об этом?.. – бессвязно залепетала она. Неужели кто-то что-то натворил, и поэтому мать умерла так быстро и внезапно? И ее тоже хотели убить, но безуспешно? И вместо нее тогда погибла ее собака.

– Королева болела. И знала, что долго не проживет, – покачал головой генералиссимус.

– Почему она ничего мне не сказала?

Генералиссимус поднял на нее светлые прозрачные глаза и промолчал. Принцесса поежилась. В голову лезли какие-то странные и непонятные мысли.

– Принц Джордано и прочие. Мама настаивала на свадьбе. Она хотела меня защитить?

– Да. И это тоже. Вы – единственная наследница престола. Но некоторые сомневаются в вашей способности занять трон. Может статься, что пакости фрейлин не все были безобидны.

Вильгельмина застыла с открытым ртом.

– Но как же так? – только и смогла произнести она.

Сокол доклевывал последние крошки, а принцесса не двигалась с места. После того разговора с генералиссимусом она устроила две сцены с пинанием мебели и хлопаньем дверьми. Но ускакать в лес на Шатци ей не позволили. Она могла только сидеть в конюшне, кормить своего любимца яблоками и жаловаться ему. Внезапно навалились воспоминания: лицо матери до мельчайших деталей, ее платья, прическа, сжатые губы, когда она бывала чем-нибудь недовольна. И самое главное, почему-то врезавшееся в память – ее величественная неспешная и тяжелая походка. Вильгельмина поймала себя на том, что прислушивается – а не слышны ли шаги матери. И тут же понимала, что больше никогда их не услышит, и к горлу подступали пока еще тихие рыдания. «Это еще что, – говорила мать. – Вот у твоей бабушки была походка, как у утки. Она переваливалась с ноги на ногу. Но смеяться не отваживался никто, даже ее любимый Зигмунд Корф». Вильгельмина бабушку не помнила, знала только, что ее саму назвали в честь старой королевы. Да она вообще ничего и никого не помнила и не знала. Ни деда-принца, ни достопамятного Зигмунда Корфа, ни собственного отца. Погиб от заклинания мага-предателя. Пожертвовал жизнью ради спасения наследницы. Словно строчка из лекций учителей истории. Впрочем, их Вильгельмина тоже слушала невнимательно.