На что способны блондинки - Николас Фрилинг

Тут он не глядя перешел через дорогу в полной рассеянности, если не растерянности, и если бы его сбили, то эта проблема больше не представляла бы для него интереса.

Он еще не научился по-настоящему обдумывать проблемы; слишком уж недавно избавился от мелочных, прагматических соображений: а как на вещи посмотрит его начальство? Эта лошадь по-прежнему поворачивалась в силу привычки, чтобы самостоятельно затворить дверь конюшни.

«Не придавайте такого значения деталям», — сказал ему сегодня его сосед, профессор де Хартог, вполне дружелюбно. Они говорили о наказании, и он предоставил весьма печальное доказательство того, что за деревьями не видят леса.

«Вы сейчас не в полиции. Не важно, кто заполняет анкеты; ваша работа — разрабатывать тексты».

Ван дер Вальк подошел к следующему перекрестку, терпеливо дождался, пока загорится зеленый цвет. До дома уже рукой подать. Эта небольшая прогулка была не более чем терапевтическим средством, моментом отстранения, для того чтобы узреть вещи в перспективе, которая наползла слишком близко в течение дня, размываясь и пропадая из фокуса. А это создает чрезмерное напряжение для глаз. Он машинально ущипнул себя за переносицу. Какой уж тут моцион — вдыхать выхлопные газы. С тех пор как он обосновался здесь, у комиссара вошло в привычку совершать еще одну прогулку вечером, по лесистым городским окраинам, где Гаага скатывается к морю и Шевенингену. В такое время не было никаких спешащих толп, толкавших его или наступающих на ноги, большое дело этим машинисткам до важного члена комитета! Он любил эти прогулки наедине: ему теперь предстояло проводить долгие уик-энды с Арлетт, а она никогда особенно не годилась для пеших прогулок по вечерам, поскольку весь день проводила на ногах…

Однако он мечтал о том, чтобы где-то существовал маленький ресторанчик, что-нибудь простенькое, место, куда идешь, когда просто не хочется готовить ужин. Сидишь и ешь ракообразных руками, смотришь на погрузившийся в сумерки порт и слышишь тарахтение запоздалого дизеля и плеск прибоя об илистый мол. Уж не было ли это ошибкой — коттедж в Вогезах, утопающий в лесах и безмолвии, место, где олень подходит к окну твоей кухни и с любопытством вглядывается внутрь?

Теперь с этим уж ничего не поделаешь — это было все, что они могли себе позволить, повезло, что хоть это есть, — покупка, сделанная полдюжины лет назад, когда они еще жили в Амстердаме, на единовременное пособие, выплаченное ему после тяжелого пулевого ранения.

Теперь этот коттедж стоил бы вдвое дороже.

Тогда же он был пределом его мечтаний — выращивать собственные фрукты, рубить лес, надевать лыжи зимой, когда снег густо покрывает поросшие мхом лесные тропинки. Ну, пожалуй, так оно было и сейчас.

Они вот уже пять лет как проводили там свои отпуска, заканчивая строить свой маленький домик. Он стал для них в большей степени домом, чем здесь, в Гааге. Вино в погребе и великолепная кровать из фруктового дерева с ананасами, вырезанными на столбиках. Он поморщил нос от запаха автомобильных выхлопов и пожалел, что сейчас находится не там, в Вогезах. Жалел, переходя дорогу, заходя в унылый герметический вестибюль своего дома, отпирая свой почтовый ящик, чтобы посмотреть, нет ли каких поступлений, нажимая на кнопку вызова лифта концом своей трости.

Комиссар был разочарован, не застав Арлетт дома. Тем не менее плита сама включилась под супом. Никакого тепла, никакого веселья, зато запах ужина. К тому же узкая гостиная хранила присутствие жены. Он побродил по квартире, испытывая желание выпить, но решил выждать и не наливать до тех пор, пока не услышит, как повернется ключ в двери. Что терзало его? Внезапно он осознал: что-то такое, что он мельком, смутно видел на улице, рассеянно, без интереса. Кто-то, если быть точным — это был всего лишь чей-то затылок. Напомнивший о каком-то человеке, с которым он имел дело. Давно? Не так уж давно?

Ну конечно, парень из того ювелирного магазина. И связанная с ним его маленькая личная проблема, эксперимент в области частного сыска. Боже, боже, в эти последние две недели у него совсем не было времени. Теперь ему стало совершенно ясно, как много его нужно частному детективу! Да, тут таилось что-то интересное, но, черт возьми, у него было слишком мало информации. Два или три раза он был близок к тому, чтобы позвонить в Амстердам и попросить их приглядеться повнимательнее, но он не имел никаких по-настоящему убедительных посылов. Рыхлая кучка фрагментов — случайных по большей части.

В любом случае скучное, пустяковое дело. Строго говоря, оно даже за пределами его компетенции; он больше не был полицейским, состоявшим на действительной службе, с рапортами, ложащимися ему на стол, и подчиненными, занимающимся рутинными делами, а это было рутинным делом. Разумеется, первоначально здесь-то и заключалась вся суть: он приветствовал эту малую толику реальности, как что-то такое, что увлекало и озадачивало, — эдакая хитроумная шкатулка с секретом, которую нужно повертеть в руках, чтобы открыть, и, возможно, с несколькими шипами, впивающимися в пальцы. Поначалу он нуждался в этом, в противовес грузу чисто теоретической работы, совершенно безликому материалу, при работе с которым у него не было никакой личной вовлеченности.

Но опять же ему не платили за личную заинтересованность; ему достаточно ясно сказали об этом и напомнили не далее как сегодня. И чтобы добиться чего-то в ходе своего эксперимента, следовало бы побродить по Амстердаму. На протяжении двух недель он бывал там чуть ли не ежедневно, присутствуя на серии совещаний и консультаций, а также для работы с архивными материалами, но в последние десять дней вообще не появлялся в городе, и радовался этому. Хватало устрашающей горы бумаг на письменном столе, ежедневно пополняемой для него неописуемой мисс Ваттерманн. Он делал записи, разбросанные, увы, по двум или трем его тетрадкам, — вялая и неквалифицированная работа, которая, по сути дела, никогда не была чем-то большим, нежели игрой воображения.

Что-то там такое было… да. Скучная маленькая проблема? Нет. Не шкатулка — скорее яйцо: сплошь округлые формы. Ты не можешь попасть внутрь, не разбив яйца. Обтекаемый, самодовольный, скользкий тип, как там бишь его, и ему бы доставило определенное удовольствие щелкнуть его ложкой для яиц, но, ей-богу, все это слишком уж хлопотно.

А вот и Арлетт, немного припозднившаяся, подумал он раздраженно, вдруг учуяв запах супа и поняв, что включил слишком сильный огонь. Она устроит ему нагоняй! Он налил два стакана портвейна и взял «Монд».

Ларри Сент мягко притормозил на своей машине и бросил взгляд в зеркало заднего вида, сдерживая усмешку, когда парень нагнал его, открыл дверцу и залез внутрь.

— Плевое дело, — сказал он тихо, слегка коснувшись акселератора, чтобы снова тронуться с места. — Человек с устоявшимися привычками, бог ты мой. Я на какой-то момент забеспокоился, когда ты позволил ему неуклюже пообщаться с собой. Но он залез к тебе в душу, а ты об этом толком не ведал. Показался тебе даже слишком уж простым. Видишь ли, полицейский не такой уж несерьезный противник, поскольку он натренирован, — под внешней оболочкой таится слой инстинктивной наблюдательности и пытливости, в которых следует отдавать себе отчет. Но на протяжении десяти дней я не видел, чтобы этот человек хоть что-нибудь выпытал.