Хозяин морей. Командир и штурман - Патрик О'Брайан

— И то правда, — согласился Джек, несколько просветлев лицом. — Конечно. Я в полном восторге. — Наступила пауза. — Вы помните некоего Питта, вместе с которым мы однажды обедали в Магоне?

— Армейца?

— Да. Скажите, вы бы назвали его привлекательным или же красивым?

— Ни в коем случае.

— Рад, что вы так сказали. Я очень высоко ценю ваше мнение. Скажите мне, — добавил Джек после продолжительной паузы, — вы обратили внимание на то, как возвращаются к вам ваши мысли, когда вас что-то угнетает? Это как при цинге, когда открываются старые раны. Я ни на минуту не забывал дерзостей Диллона, его слова до сих пор терзают мне душу, и последние дни я вновь и вновь их обдумываю. Полагаю, я должен потребовать у него объяснений, мне давно следовало это сделать. И я это сделаю, как только мы вернемся в порт. Разумеется, если мы туда вообще вернемся.

— Пом-пом-пом-пом, — произнес Стивен в унисон со своей виолончелью, взглянув на Джека. На мрачном, хмуром лице капитана было чрезвычайно серьезное выражение, а в затуманившихся глазах плясали зловещие искорки. — Я начинаю верить, что законы являются главной причиной многих несчастий. Дело не только в том, что мы рождаемся под знаком закона Божия, который требует повиноваться другому закону, закону человеческому, — суть его вы помните, а стихов Писания я не запоминаю. Нет, сэр, мы рождаемся в рамках полудюжины законов, которые требуют, чтобы мы повиновались полусотне других законов. Существуют параллельные наборы законов, составленных в разном ключе, которые не имеют ничего общего и даже явно противоречат друг другу. Вот вы хотите предпринять нечто такое, что вам запрещают, — как вы мне объясняли — Дисциплинарный устав и правила великодушия, но чего требует ваше нынешнее представление о моральном законе и законах чести. Это лишь один пример того, что столь же естественно, как дыхание. Буриданов осел сдох от голода, находясь между двумя яслями, которые в одинаковой степени притягивали его. Так же обстоит дело, лишь с небольшими различиями, и с этой двойной подчиненностью — еще одним большим источником мучений.

— Честное слово, не понимаю, что вы подразумеваете под словами «двойная подчиненность». Ведь можно иметь лишь одного короля. И сердце у человека может находиться лишь в одном месте, если оно, конечно, не проваливается в пятки.

— Ну что за чушь вы несете, ей-богу, — сказал Стивен. — Вернее травите, как говорите вы, морские офицеры. Общеизвестно, что мужчина может быть искренне привязан одновременно к двум женщинам. Число их может доходить до трех, четырех, до поразительного количества. Однако, — продолжал он, — в вещах такого рода вы разбираетесь лучше меня. Я имел в виду совсем другое — более широкие подчиненности, более общие конфликты. К примеру, откровенный американец, ставший жертвой своего демократического суда; бесстрастный якобит образца 1645 года; нынешние католические священники во Франции и французы разных мастей как в самой Франции, так и за ее пределами. Столько страданий, и чем честнее человек, тем он больше страдает. Но, по крайней мере, тут наблюдается прямой конфликт; мне кажется, что особенная неразбериха и неприятности, должно быть, объясняются не столь очевидными различиями — это моральный закон, гражданские, военные законы, обычное право, кодекс чести, привычки, правила повседневной жизни, вежливости, любовных бесед, ухаживания, не говоря о христианских законах для тех, кто является приверженцем этой религии. Порой все они, как правило, противоречат друг другу; ни один из этих законов не вписывается гармонично в другой, и человеку постоянно приходится делать выбор в пользу одного закона и в ущерб другому. Бывает так, что наши внутренние струны настроены в соответствии с разными камертонами — и нашего осла окружают даже не четыре, а все двадцать кормушек.

— Вы любитель парадоксов, — заметил Джек.

— Я прагматик, — возразил Стивен. — Давайте-ка выпьем наше вино, и я добавлю в него в виде ингредиента requies Nicolai. Возможно, завтра вам придется проливать кровь. В последний раз вы проливали кровь три недели назад.

— Хорошо, я проглочу ваш ингредиент, — отозвался Джек. — Но вот что я вам скажу. Завтра вечером я окажусь в гуще канонерок и займусь кровопусканием. Не думаю, что им это придется по вкусу.

* * *

Запасы пресной воды для мытья на шлюпе были крайне ограничены, а мыла и подавно. Матросы, которые вымазались краской сами и перепачкали товарищей, смотрелись до отвращения неопрятно. Те, кто работал в поврежденном камбузе, были в жире и копоти от котлов и плиты и выглядели еще гаже. Зато вид у них — в особенности у блондинов — был на редкость свирепый.

— Единственно, кто выглядит пристойно, это чернокожие, — заметил Джек Обри. — Надеюсь, они остались на судне?

— Дэвис вместе с мистером Моуэтом отправился на капере, сэр, — отвечал Диллон, — но остальные по-прежнему с нами.

— С учетом тех, кто остался в Магоне, и призовых команд, скольких нам сейчас недостает?

— Тридцати шести, сэр. Вместе взятых, нас пятьдесят четыре человека.

— Отлично. Значит, не будем толкаться. Устройте людей попросторнее, мистер Диллон; в полночь мы подойдем к берегу.

После дождя вновь вернулось лето: дул несильный, устойчивый ветер — трамонтана, несший с собой теплый, прозрачный воздух, море искрилось. Огни Барселоны горели необыкновенно ярко, а над средней частью города повисло светящееся облако. На этом фоне с затемненного шлюпа были отчетливо видны канонерки, охранявшие подходы к порту. Они выдвинулись в море дальше обыкновенного и, очевидно, были наготове.

«Как только они двинутся нам навстречу, — размышлял Джек, — мы поставим брамсели, возьмем курс на оранжевый маяк, затем, в последний момент, приведемся к ветру и пройдем между обоими маяками на северном конце линии». Сердце у него билось размеренно, ровно, только несколько учащеннее обычного. Стивен выпустил у него десять унций крови, и, как ему показалось, от этого он почувствовал себя лучше. Голова работала ясно и четко.

Над морем появился рог луны. Раздался выстрел с канонерки — звучный, гулкий, похожий на лай старой одинокой гончей.

— Сигнал, мистер Эллис, — произнес Джек, и над морем взвилась голубая ракета, которая должна была ввести неприятеля в заблуждение. В ответ испанцы стали подавать сигналы, разноцветные огни, затем снова раздался выстрел с канонерки, на этот раз гораздо правее. — Брамсели! — скомандовал Джек. — Джеффрис, держите на тот оранжевый знак.

Зрелище было великолепное: «Софи» мчалась на всех парусах. Командир ее был готов ко всему, уверен в своих силах — одним словом, счастлив. Правда, вопреки его планам, канонерки сменили тактику. То одна из них разворачивалась к нему и производила выстрел, то другая. Однако в целом они отступали к берегу. Чтобы раздразнить их, шлюп рыскнул к ветру и дал бортовой залп по их скоплению. Судя по слышным издали воплям, небезуспешно. Однако неприятель продолжал отходить.

— Черт бы их побрал, — сказал Джек Обри. — Они пытаются заманить нас в ловушку. Мистер Диллон, прикажите ставить трисель и стаксели. Атакуем канонерку, выдвинувшуюся дальше всех остальных.