Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

Спартак умело сражался и действовал очень быстро, используя щит в качестве наступательного оружия, равно как и меч, парировал выпады противников и бил их умбоном щита в лицо и в ребра. Двигался он очень быстро, легко, поворачиваясь то туда, то сюда навстречу своим многочисленным противникам. Кроме того, он использовал врагов в качестве прикрытия, занимая такие положения, когда один римлянин мешал другому, не давал ему атаковать. Одному из них он раскроил мечом череп, потом ушел нырком вбок и пнул еще одного, сбив его с ног. Спартак сбросил шлем и бился с незащищенной головой, насмехаясь над своими противниками, намеренно открывал грудь, словно призывая их бить именно туда. Один из них, безрассудный тип, так и сделал – и тут же поплатился жизнью: Спартак имитировал ложный выпад справа, подставил воину подножку и проткнул спину ударом меча, когда римлянин рухнул на землю лицом вниз. Все вокруг закричали: «Спартак! Спартак!», а он низко пригнулся и нанес смертельный удар в живот четвертому римлянину, и тот издал режущий ухо вопль, от которого завибрировал воздух. Пятый римлянин, видимо, уже понял, что сейчас умрет, но, следует отдать ему должное, продолжал активно атаковать. Однако смельчаку быстро пришел конец, когда Спартак щитом отбросил в сторону его меч и всадил клинок ему в горло, так что острие вышло наружу сзади. Он оставил свой гладиус в ране и отступил в сторону. Тело легионера еще секунду оставалось на ногах, потом рухнуло на землю. Спартак остановился и поднял руки, принимая поздравления и громкие аплодисменты, потом поднял с земли шлем и вытащил из мертвого тела меч.

Я подошел к нему, когда он вытирал кровь с клинка и убирал его в ножны.

– Мне это страшно понравилось, – сияя, заявил он. – Как будто я снова оказался на арене.

– Тебе нравилось выступать на арене? – недоверчиво спросил я.

Он, казалось, удивился вопросу:

– Конечно, почему же нет?! Я хорошо умею драться, а ведь любому человеку нравится делать то, что он хорошо умеет!

Тех римлян, что успели сложить оружие и сдаться, отвели в загон для рабов, а самих рабов выпустили. Спартак тут же сообщил им, что они теперь свободны. Большинство просто стояло в замешательстве, но один человек пробился вперед и заговорил со Спартаком. Мощный мужик с рублеными чертами лица и узкими черными глазами. На ногах у него были кандалы.

– Луций Домит к твоим услугам! Я уж думал, что подохну здесь, но теперь, спасибо тебе, кажется, подохну где-нибудь в другом месте!

– Ты римлянин? – спросил Спартак.

– Ага. Бывший центурион Тринадцатого легиона, а в последние шесть месяцев постоялец этой сортирной ямы.

– И как ты тут оказался? – спросил Спартак.

Домит пожал плечами:

– Поругался с трибуном, в результате чего трибун получил хорошую трепку, а я оказался здесь.

– Тебе крупно повезло, – заметил Спартак.

– Такое у меня второе имя – Повезло, – улыбнулся Домит. Он подергал свои цепи. – Есть шанс избавиться от этого? И, по крайней мере, скажи, как тебя зовут.

– Я Спартак, фракиец. – Имя явно не произвело на римлянина никакого впечатления. – А это Пакор, парфянин.

Домит окинул меня ледяным взглядом, явно решив, что мои длинные волосы являются признаком отсутствия должной дисциплины и боевых способностей. Однако он точно отметил, насколько эффективно действуют наши луки. И кивнул:

– Умно придумано, что вы поместили лучников на эту скалу.

Позади нас остатки гарнизона загнали в загон для рабов, после чего за ними закрыли железные ворота. Рабов, включая Домита, отвели под навесы, где на наковальнях им срубили кандалы. Спартак приказал погрузить все захваченное вооружение на повозки, чтобы отвезти в наш лагерь, а сбитые цепи и кандалы отправить тоже туда, чтобы перековать их в оружие. Я выслал двадцать человек на дорогу, чтобы привести лошадей, а еще пятидесяти приказал собрать использованные стрелы. Провизия, запасенная для гарнизона, была роздана рабам, и они уселись прямо на земле и принялись жадно ее поглощать. Мы со Спартаком отправились к входу в шахту – двум большим проломам, расположенным рядом друг с другом в скале. От каждого вглубь уходил тоннель, освещаемый масляными лампами, вставленными в небольшие углубления в камне. Спартак приказал привести сюда Домита, и через пару минут тот появился рядом, довольный, что его освободили от цепей.

– Кто там сейчас внизу? – спросил Спартак.

– Пятьдесят охранников и пара сотен рабов. Партии рабов меняют каждые пять дней, по пятьдесят человек в каждой, и это означает, что мы по большей части торчим под землей, – он глянул на мертвых стражников, разбросанных возле входа в шахту. – Они там уже знают, что произошло наверху.

– А есть другие выходы из шахты, кроме этих? – спросил Спартак.

– Нет, – ответил Домит.

Спартак с минуту подумал, расхаживая взад-вперед и пиная камешки. Потом снова обратился к Домиту:

– Я намерен пока что оставить шахту в рабочем состоянии. Ты свободен и можешь идти куда хочешь, но если поможешь мне здесь, то сможешь присоединиться к нам, когда появится такое желание. Если хочешь помочь, тогда я попрошу тебя спуститься в шахту и сообщить всем, что они могут подняться на поверхность. Те, кто вас охранял, с настоящего момента будут добывать руду. Ну, что скажешь?

Домит потер щеку, потом почесал тело под грязной туникой. Руки у него были жилистые и все в шрамах.

– А если я не хочу тебе помогать?

– Мне все равно, – ответил Спартак. – Тогда я заколочу входы досками и подожгу их.

– И все, кто там сидит, погибнут, и рабы, и римляне.

– Как я уже сказал, мне все равно.

Домит засмеялся.

– А ты мне нравишься, фракиец! Кроме того, я, кажется, перед тобой в долгу, так что выполню твое поручение. Дай мне меч и несколько человек, и я их сейчас всех выгоню наружу.

Спартак поднял гладиус, валявшийся поблизости рядом с мертвым римлянином, и вручил его Домиту, который тут же направился в тоннель. Спартак выслал следом за ним отряд своих людей.

– Ты ему доверяешь? – спросил я.

– Доверие еще надо заслужить, Пакор. Посмотрим, вернется он или нет.

– Он мог соврать насчет того, что это единственный выход.

– Возможно. Но если он нас предаст, я все равно подожгу шахту. – Он кивнул в сторону пленных римлян. – А что делать с этими, если решим разрушить шахту?

– Держать их при войске в качестве рабов.

– Я бы предпочел их перебить, но учту твое мнение.

Мы стали ждать возвращения Домита и наших воинов и за это время обошли лагерь, обнаружив, что склады забиты инструментами, необходимыми для добычи руды. Здесь лежали молотки с заостренными бойками, кирки, мотыги, лопаты, грабли. Под навесами были сложены корзины и кожаные мешки для выноса руды, а также веревки, ведра и лебедки для подъема руды снизу. В одном запертом на тяжелый засов сарае хранились аккуратно сложенные слитки серебра по два или три фунта весом каждый. Их там было по крайней мере штук пятьдесят, готовых к отправке в город. Спартак расхаживал между рабами, которые продолжали есть и пить, и рассказывал, кто он такой, призывая присоединиться к нам. Большинство, кажется, желало этого, скорее всего из благодарности за свое освобождение и желания покинуть это проклятое место. Из шахты наконец выбрался Домит, за ним следовала цепочка римских охранников. Я быстро построил своих лучников в две шеренги по обе стороны от выхода и велел им наложить стрелы на тетивы на случай, если у римлян возникнет желание с нами подраться. Но Домит просто отвел их шагов на сто от выхода, остановил и ткнул пальцем в землю, после чего все римляне отстегнули свои мечи, а затем шлемы и кольчуги и бросили их. Я стоял рядом со Спартаком, пока охранники разоружались, а затем их отвели в загон для рабов, к их товарищам. Вскоре наружу вышли рабы, трудившиеся в шахте, вымотанные и измученные, грязные, щурящиеся от яркого света, пытаясь приспособиться к нему. Среди них обнаружились даже дети, которых, как мне сообщили, использовали для перетаскивания по тоннелям деревянных салазок с рудой. Многие, едва успев выйти из шахты, тут же рухнули на землю или сели, явно вымотанные до предела, перепуганные и ошеломленные событиями этого утра.