Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

– Я сделаю, как ты просишь, – ответил я.

– Спасибо, Пакор. На тебя теперь возложены надежды всего войска.

– И можешь не беспокоиться, – добавил Крикс. – Если они срубят тебе голову, обещаю, что потом разыщу ее и устрою ей достойные похороны.

– Если это случится, Крикс, – сказал Спартак, – тогда ты и твои галлы будете первыми, кто пойдет на штурм города. И мы будем штурмовать его стены, пока не разнесем их все по камушку. А потом развалим все здания в нем, по кирпичику. Клянусь!

Потом Спартак отвел меня в сторону и сказал:

– Надеюсь, ты не думаешь, что мне не дорога твоя жизнь, Пакор.

– Не думаю, господин.

– Дело либо удастся, либо я буду вынужден напасть на город. Но если мы пойдем на штурм, то потеряем тысячи.

– Я сделаю все возможное, чтобы добиться успеха, – ответил я.

– Помни, что римляне безжалостный, но прагматичный народ.

Лично я в этом сомневался, но помнил, что мы не можем до бесконечности торчать перед городом, ничего не предпринимая. В последующие два дня Годарз читал мне лекции о том, чего я должен ожидать, когда встречусь с официальными лицами города. Если только я встречусь с этими лицами! Он сообщил, что каждый большой римский город управляется советом, который именуется «курия», это своего рода городской сенат, копирующий Сенат Рима. Совет контролирует поставки продовольствия, работу коммунальных служб, городские финансы и местное строительство. Но серебряные копи наверняка принадлежат самому Сенату Рима, поскольку добываемое в них серебро идет на выплату жалованья легионам, сражающимся в чужих землях. Тем не менее они управляются от имени Сената каким-нибудь местным представителем, имеющим властные полномочия, по всей вероятности, жителем этого города. Я спросил, возможно ли, что городская элита уже сбежала из города на корабле, но Годарз уверил меня, что римские служащие обычно гордятся собственным мужеством и ответственностью перед гражданами, которыми управляют, и никогда не захотят покинуть город. Еще он сообщил, что римские гражданские власти часто за свой счет строят общественные бани и иные общественные здания, как в качестве демонстрации своего богатства, так и для того, чтобы показать свою власть собратьям-сенаторам, с которыми часто находятся в смертельной вражде.

Я решил, что должен выглядеть наилучшим образом, когда отправлюсь на встречу с городскими сановниками. В конце концов, я ведь член парфянской аристократии, так что являюсь представителем нашей империи, хотя и попал сюда при необычных обстоятельствах. Посему я надел белую тунику с синей каймой, а под нее – шелковую рубашку, а также кожаные сапоги, коричневые облегающие штаны, римский шлем с новым султаном из гусиных перьев и накинул белый плащ. Нергал заявил, что мне следовало отказаться от роли парламентера, и его поддержал Буребиста, хотя Годарз, как всегда выступая с рациональных позиций, предположил, что этот шаг даст нам наибольшие надежды на быстрое решение проблемы. И добавил, что в любом случае нет никаких гарантий, что наш штурм окажется успешным. Он заявил, что Спартак, видимо, понимает это и потому стремится найти другой выход из создавшегося затруднительного положения. Кроме того, ему незачем брать город, который весной все равно придется покинуть, когда мы пойдем на север. Принимая все это во внимание, представляется, что вполне разумный шаг – попытаться договориться с городскими властями. Я же всего лишь надеялся, что в городе превалируют аналогичные настроения. Единственным положительным моментом в этой миссии стало то, что Галлия крайне обеспокоилась тем, что меня могут убить, и поэтому стала очень милой, все время держала меня за руку и положила голову мне на плечо, когда мы вечером шли через лагерь конницы. Должен сознаться, что я намеренно играл на ее страхах, и это лишь усиливало нажим ее руки на мою ладонь, отчего мое настроение поднялось до самых небес.

– Нехорошо было со стороны Спартака просить тебя туда пойти.

– Интересы войска перевешивают желания отдельных лиц, – торжественно заявил я.

– Римляне убьют тебя.

Я пожал плечами:

– Это может произойти в любом бою.

– Но ты будешь не в бою и к тому же один.

Я остановился и повернулся к ней:

– Если со мной будет твоя любовь, я не буду один.

Ее глаза наполнились слезами, я придвинулся ближе, чтобы ее поцеловать, но она обхватила меня руками и прижалась так крепко, словно тисками сжала. Опять я попал впросак!

– Обещай, что будешь очень осторожен, – прошептала она.

– Конечно, – ответил я, с трудом дыша.

В ту ночь Спартак послал к западным воротам города конного вестника, который прокричал горожанам, что утром к ним прибудет наш представитель для переговоров, которые могут стать взаимовыгодными. Стрел в вестника никто не пускал, и это давало некоторые надежды на благополучный исход моей миссии. Но могло быть и так, что римляне просто проигнорировали его сообщение.

Утро выдалось яркое и солнечное, но поскольку сейчас стояла зима, то было прохладно, и я озяб. Я позавтракал в своей палатке с теми, кто входил в нашу компанию: Галлия, Диана, Праксима, которая мне уже гораздо больше нравилась, поскольку Нергал был с ней счастлив и доволен, а также Бирд, Гафарн, Годарз и Буребиста. Руби сидела на табуретке позади Галлии и шипела на мужчин. Настроение у всех было подавленное, ели мало, но я был рад этой компании. Потом я сказал Нергалу, что в случае моей смерти командиром конницы станет он. Я особенно подчеркнул, что самой главной задачей и долгом будет возвращение на родину всех, кто находится под его командой. И чтобы он сам и все мои парфяне вернулись в Хатру. Галлия сидела с побледневшим лицом, и я сказал ей, чтобы она забрала себе Рема, если я не вернусь. Больше говорить было не о чем. Я встал, пристегнул меч и вышел наружу.

У меня увлажнились глаза, когда я увидел ряды всадников, выстроившихся по обе стороны дороги, что вела из лагеря. Резус отдал мне честь обнаженным мечом. Я понимал, что если посмотрю хоть кому-то прямо в глаза, то непременно разревусь как ребенок, поэтому сделал каменное лицо и прошествовал между двумя шеренгами, вышел из лагеря и направился к частоколу. Мне было холодно, но, вероятно, это были ледяные объятия страха. Позади меня шагали мои сотрапезники по завтраку, но я не оборачивался. Спартак, Каст, Акмон и Клавдия встретили меня у частокола, однако Крикса с ними не было. Чему я был только рад; у меня не было никакого желания видеть его ухмыляющуюся физиономию в этот, возможно, последний мой день жизни на земле. Спартак выглядел обеспокоенным. Несколько фракийцев убрали с полдюжины заостренных столбов частокола, чтобы пропустить меня.

– Ты уверен в себе, Пакор? Я ведь не приказываю тебе туда идти.

– Уверен, господин, – я понимал, что он дает мне возможность спастись, но к этому моменту все войско знало о моем задании, и что они подумают, если я сейчас поверну назад? Кроме того, я ведь парфянин, а нас воспитывали так, чтобы мы никогда не бежали от опасности.