Парфянин. Ярость орла - Питер Дарман

Крикс поставил своих людей всего в ста футах от рва, но быстро отодвинул назад, когда в их рядах появились здоровенные бреши от снарядов, выпущенных с башен метательными машинами. Я был со Спартаком, наблюдал этот печальный эпизод, пока нечто вроде больших дротиков вылетало с верхушек башен и ударяло по тесным рядам галлов.

Спартак покачал головой.

– Эти баллисты называется «скорпионы», они могут метать трехфутовые дротики на пятьсот шагов. Это приблизительная дальность действия твоих луков, верно?

– Да, господин.

– Разница в том, – продолжал он, пока галлов, не успевших отступить на безопасное расстояние, продолжали пронзать дротиками, – что «скорпионом» управляет двое воинов, а сам он состоит из двух деревянных рычагов, продетых сквозь скрученные воловьи жилы. Эти жилы так сильно скручены, что представляют собой очень мощные пружины. Рычаги отводятся назад с помощью натяжного механизма, и при этом создается еще большее напряжение. Дротик закладывается в пусковой лоток, прорезанный в направляющем блоке, и накладывается на тетиву. И происходит пуск. Результат можешь видеть сам.

– Ты видел такие машины и раньше? – спросил я.

– Много раз. Каждая центурия в легионе обычно имеет на вооружении один такой «скорпион», но есть и другие боевые машины, которые легион может использовать в бою.

– На плато я ни одной такой не видел.

– Да, и это странно. Заставляет думать, что те, кого мы там перебили, были набраны из ветеранов, вышедших ранее в отставку, а теперь снова призванных под знамена.

Галлы тем временем отошли на расстояние, недоступное дротикам «скорпионов», и теперь дразнили воинов гарнизона похабными жестами, демонстрируя свои гениталии.

– Стены выглядят очень мощными, – заметил Спартак.

– Да, по крайней мере, тридцать футов в высоту, – сказал Акмон. – Может, выше. Штурмовать их будет трудно, много крови прольется, а осадных орудий у нас нет.

– Даже если бы они у нас были, нет людей, умеющих с ними обращаться, – мрачно сказал Спартак.

– Город одной стороной обращен к морю, так что у нас мало шансов уморить их голодом и заставить сдаться, – уныло добавил я.

– Самое лучшее, что мы сейчас можем сделать, это насыпать вал напротив их стен и поставить на нем частокол, – сказал Спартак.

Вал насыпали за два дня. Заросшие лесом склоны Силайских гор дали нам достаточно столбов для частокола, который установили еще за неделю. После этого не происходило почти ничего. Корабли продолжали заходить в порт и выходить из него, мы тренировали свои войска. Я разместил конный отряд в лагере, в пяти милях к югу от Фурии, у подножья гор. Множество ручейков, что текли по долинам и оврагам, давали вдоволь свежей воды и для коней, и для людей и позволяли держать отряд подальше от основного лагеря, который вскоре оказался переполненным и начал страдать от болезней. В результате Спартак отвел войско назад и рассредоточил его, чтобы эпидемии не причинили нам больше вреда, чем римляне. Отряды, дежурившие у частокола, окружающего город, часто менялись, только мы были исключением: Спартак заявил, что всем известно, что парфяне бесполезны при ведении осад, и, кроме того, на нас лежала ответственность за обеспечение внешней обороны. С этой целью Бирд и его разведчики без устали несли охрану и вообще служили нам глазами и ушами. Думаю, Бирд был совершенно счастлив, когда мотался повсюду верхом на коне. Ездил он на грязной, шелудивой на вид лошади и не брал с собой никакого оружия, за исключением длинного кинжала. Одежда на нем была сильно поношенная, сам он выглядел неряшливо. Бирд аргументировал это тем, что если его выследят и поймают римляне, то наверняка сочтут всего лишь бедным путешественником, хотя, вполне вероятно, могут казнить его как разбойника. Он никогда не был воином, да и не выражал желания им стать, и он, и его разведчики оставались довольны своей работой, а я был рад, что он столь прилежно ее выполняет. Годы, проведенные в дальних поездках по Каппадокии, научили его читать и понимать местность, и это сослужило нам хорошую службу. Он со своими пятьюдесятью разведчиками подчинялся напрямую мне и не обращал внимания ни на кого другого. Это раздражало Нергала и смешило Буребисту, но такой порядок хорошо работал, так что я не стал ничего менять. Разведчиков себе он отбирал сам, и одеты они были точно так, как он, но к его достоинствам следовало отнести то, что он выучил латынь, а также все время оставался со своими людьми, жил рядом с ними. Подобно ему самому, они были не из парфян, чужаки, и это тесно связывало их воедино.

Несмотря на то что уже наступила зима, днем было по-прежнему тепло, хотя ночью температура заметно падала. И вот однажды, в особенно холодный день, когда ветер дул со стороны занесенных снегом гор, Бирд прискакал в наш лагерь на своей облезлой лошади. Я сидел на земле и грелся у большого костра, который развел Годарз и его ветеринары, когда он ворвался к нам. Бирд здорово запыхался, а его лошадь была вся в пене, что вызвало неодобрительное бормотание Годарза, когда он осматривал животное и успокаивал его. Потом приказал расседлать коня, напоить и накормить, полностью игнорируя возражения его хозяина. Парфяне очень любят своих коней и не выносят того, что считают неправильным, недостаточным уходом. Но Бирда было не переубедить.

– Конь в норме, не надо его кормить. Я его покормил.

– Но недостаточно, судя по его виду, – ехидно бросил Годарз, и коня увели прочь. – Уверен, что его уже с неделю не чистили. Позор и стыд!

– Не говори со мной так! – сказал Бирд, оскалившись на Годарза, который был старше, крупнее и мощнее его.

– Хватит! – вмешался я, поднимаясь на ноги. – С чем ты явился, Бирд?

Он улыбнулся:

– Нашел серебряные копи римлян.

– Что? Где? – воскликнул я.

– В нескольких милях отсюда, в горах. Я сразу же поехал обратно, чтобы тебе сказать. Не было времени останавливаться и кормить коня.

После того как он поел тушеного мяса с хлебом и выпил немного вина, я отправился с ним в лагерь фракийцев. Становилось темно, но ехать оказалось нетрудно, поскольку вся равнина вокруг города была заполнена горящими кострами. Лагерь фракийцев размещался прямо напротив западных ворот города, примерно в миле от его стен; от них его прикрывал частокол. Я часто задумывался, что могут думать воины городского гарнизона, наблюдая рядом настоящий римский лагерь, полный их врагов. Мы проехали сквозь лагерь к шатру Спартака, который сидел там вместе с Акмоном.

– Серебряные копи? – переспросил он у Бирда. – Ты уверен?

– Римляне роют шахты, только чтобы добывать серебро и золото, – ответил тот. – Ради чего-то другого не станут беспокоиться. А мне сказал один человек. Там много воинов, охраняют драгоценную руду.

– Разумная мера, – сказал Акмон, отпив вина и вытирая рот рукавом туники.

– Мы достаточно легко можем захватить эту шахту, – добавил я. – Я могу туда отправиться утром, взяв две-три сотни.