Тайное проникновение. Секреты советской разведки - Виталий Попов

«Охота на «кротов» в советском отделе привела к тому, что отдел был длительное время парализован и в конце концов фактически разогнан, сотни его сотрудников, говоривших по-русски, были частично переведены в другие отделы, частично уволены, а в отделе из 300 человек оставлена лишь небольшая часть, в основном малоопытных сотрудников. Так что, к моменту ухода Энглтона в отставку в 1974 году, отдел должен был начинать работу практически с нуля.

Второй пример разрушения карьеры заслуженного руководящего работника ЦРУ представляет судьба Пола Гарблера.

Бывший пилот американского бомбардировщика, участник Второй мировой войны, в разгар «холодной войны» являлся резидентом ЦРУ в Берлине, затем первым резидентом ЦРУ в Москве, как раз в период, когда там развивалась работа с изменником Пеньковским.

Мутант, получивший с помощью Энглтона доступ к личным делам всех сотрудников ЦРУ, просматривая досье Гарблера, ухватился за то, что он, будучи в Берлине, работал с агентом ЦРУ Сашей, по утверждениям Мутанта, подставой КГБ. Кроме того, в Корее он находился одновременно с Дж. Блейком и даже играл с ним в теннис.

Этого хватило, чтобы Энглтон заклеймил Гарблера как одного из главных подозреваемых.

После возвращения из Москвы Гарблеру сулили повышение по службе, а вместо этого заслали резидентом на Тринидад, где продержали 4 года. Вернувшись оттуда, Гарблер продолжал бороться за свою реабилитацию, но безуспешно. Все, что ему удалось, — получить письмо от директора Тэрнера, который сообщал, что находит гнусными и необоснованными обвинения, выдвинутые против него. При этом, писал Тэрнер, он ничем не может помочь (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

Гарблер покинул ЦРУ, уйдя в отставку в 1977 году, после того как «девять лет было вычеркнуто из его жизни».

Для характеристики низкой эффективности работы советского отдела в период действия тандема Мутант — Энглтон показательно, что с 1963 по 1974 год этот отдел приобрел всего пять, причем слабых, малозначительных перебежчиков, в том числе из внешней разведки только двоих (В. Н. Сахарова в 1971 г. и Оганесяна в Турции). В тот же период в британских спецслужбах, где практическая работа против советских спецслужб не была так ослаблена, результаты были успешнее — три перебежчика, вербовка Гордиевского.

Для сравнения, в последующие 12 лет, с 1975 по 1987 год к ЦРУ перешли, как минимум, пять перебежчиков и изменников, все из внешней разведки, в том числе такие, как Левченко в 1979 г., Шеймов в 1980 г., что явилось свидетельством заметной активизации работы советского отдела после ухода из ЦРУ Энглтона.

В-третьих, с момента появления Мутанта в ЦРУ, под влиянием его утверждения, что никому из перебежчиков нельзя верить, принятого Энглтоном за аксиому, они сразу же попадали в категорию «двойников», засылавшихся КГБ для того, чтобы стать «кротами» в ЦРУ. По свидетельству специалистов, исследовавших период Энглтона — Мутанта в ЦРУ, за 1963–1974 годы, пострадали 22 перебежчика. Как известно, первой жертвой этих утверждений Мутанта был Носенко. Вторым явился нелегал внешней разведки Ю. Логинов (см. Операция Густо), который числился «кротом» ЦРУ в нелегальной службе внешней разведки и которого ЦРУ постоянно проверяло, пока не выдало контрразведчикам ЮАР. Как и в случае с Носенко, ЦРУ считало, что оно «наказало» Логинова и, таким образом, на самом деле помогло внешней разведке избавиться от весьма опасного «крота» в своей нелегальной сети.

В-четвертых, сверхподозрительность Мутанта и Энглтона далеко вышла за рамки ЦРУ и территории США. В первую очередь, как указывалось, от нее пострадали британские спецслужбы. Хотя они сравнительно быстро оправились от навеянного Мутантом тумана сомнений и недоверия к своим собственным кадрам, им пришлось пережить неприятные времена подозрений. Например, в том, что ряд британских политиков, таких, как, скажем, премьер Вильсон, были якобы агентами КГБ. Более серьезные подозрения пали на самих руководителей британской разведки и контрразведки — Г. Митчелла, Р. Холлиса. Причем эти подозрения, как уже упоминалось, вылились в слежку, неоднократные допросы, от которых их не избавил и уход в отставку. Например, обвинения с Холлиса были сняты лишь в 1981 году, когда он был посмертно публично реабилитирован.

В связи с показаниями Мутанта в СИС был создан специальный «Комитет беглости» для расследования деятельности тех сотрудников, в ком подозревали «кротов» внешней разведки.

Когда Холлис в 1965 году ушел в отставку, расследование по его делу только завертелось полным ходом. Его и Митчелла неоднократно вызывали в МИ-5 для допросов, о результатах которых информировались ЦРУ и ФБР.

Холлис умер в 1973 году как все еще подозреваемый, а Митчелл — в 1984 году в таком же качестве. О снятии подозрений с них было заявлено позже.

Можно представить, как болезненно это отражалось на уровне руководства британской разведкой и на всей ее деятельности.

Не оставили Энглтон и Мутант без своего разрушительного внимания и младшего американского партнера в соседней Канаде. По наводке Мутанта канадские службы безопасности взяли в разработку начальника советского отдела своей службы Лесли Джеймса Бенетте и вели слежку за ним пару лет. К 1970 году он стал главным объектом канадской «охоты на ведьм», в его разработке применялись сложные оперативные комбинации. В 1972 году его подвергли тяжелому многочасовому допросу и испытанию на детекторе лжи, и хотя никаких доказательств так и не было получено, его уволили после 18 лет безупречной службы.

Можно сказать, неплохой результат деятельности изменника Мутанта на пользу внешней разведке. Ведь это явно ослабляло противодействие канадских спецслужб разведывательной деятельности внешней разведки и на этом участке. Ложная информация Мутанта о наличии «кротов» КГБ в других союзных американцам спецслужбах приводила к скандальным делам.

Так, в Норвегии была арестована сотрудница МИД Лингрен, которая после нескольких месяцев тюрьмы была освобождена за отсутствием доказательств ее вины.

Когда Мутант так же голословно заявил, что во Франции действует целая сеть советских «кротов», а ЦРУ довело это до сведения французов, это серьезно отразилось на взаимоотношениях ЦРУ с французскими спецслужбами. Более того, французские правительственные круги расценили это ничем не подтвердившееся сообщение как попытку подрыва доверия к себе. После таких «шуток» ЦРУ, как заявление Энглтона, что резидентом ЦРУ в Париже является «агент КГБ» Мэрфи, эти отношения были крепко подпорчены.

Думаю, что и за это Мутанту можно, как писал об этом один из западных авторов, «вместо пули, положенной изменнику, выдать медаль».

Во всяком случае, ясно, что ослабление взаимодействия западных спецслужб в их борьбе против советских служб было только на руку внешней разведке.

Наконец, в-пятых, в «заслугу» Мутанту можно поставить то, что созданная с его помощью Энглтоном атмосфера всеобщей подозрительности в ЦРУ привела к тому, что Энглтон поочередно подозревал в принадлежности к агентуре КГБ почти всех руководителей этого ведомства, в том числе и самих директоров ЦРУ. Даже Колби значился как возможный «крот» КГБ.