Тайное проникновение. Секреты советской разведки - Виталий Попов

Как отмечает Д. Уайз, Энглтон имел большую власть над пятью директорами ЦРУ — Уолтером Беделлом Смитом, Алленом Даллесом, Джоном Маккоуном, Уильямом Рэйборном и Ричардом Холмсом.

Но всех этих обстоятельств было еще недостаточно для проведения в жизнь «доктрины Энглтона» о вездесущем КГБ, которой еще предстояло ввергнуть не только само ЦРУ, но и секретные службы важнейших стран Запада в смятение и саморазрушительную охоту за вражескими агентами (Конради А. Жизнь и смерть Джеймса Хесиса Энглтона, который боролся с КГБ/Франкфуртер Алльгемайне магазин. 1992, март). И своеобразным катализатором этого процесса явился изменник Мутант, представший перед Энглтоном в начале 1962 года со всеми своими не менее параноическими идеями.

Мутант поступил в распоряжение советского отдела ЦРУ, но несколько месяцев работы с ним мало что ценного могли дать ЦРУ о конкретной деятельности внешней разведки. Сам Мутант был крайне недоволен такой «рутинной» работой, засыпал руководство ЦРУ всевозможными жалобами, претендовал на прием его лично директором ЦРУ. Так он мог бы и остаться на положении рядового перебежчика.

После допросов в ЦРУ, затем в ФБР Мутант забеспокоился, что его могут забыть. Он выдвинул тезис о наличии «кротов» КГБ в британских спецслужбах и попросил направить его к ним для дачи сведений. Там он сумел в течение четырех месяцев водить СИС от одного подозреваемого в качестве «крота» к другому, помог бросить тень на руководителей МИ-5, сначала заместителя начальника этой службы Грэма Митчелла, затем на самого начальника сэра Роджера Холлиса. Эти подозрения долгие годы сопровождали их вместе с неоднократными допросами, установкой за ними наблюдения и другими малоприятными последствиями.

После возвращения Мутанта из Англии, как только он заговорил о «кротах», внедренных КГБ в ЦРУ, которых он страшно боялся, Энглтон почувствовал в нем родственную душу.

Так, по словам Конради, «союз» спекулятивной фантазии Мутанта с антишпионской паранойей Энглтона во многом предопределил начало «охоты на ведьм» в ЦРУ и дружественных разведках.

Могу повторить то, что говорил об операции «трех карт» в связи с К. Филби и его отношениями с Энглтоном. Факт измены Западу такого человека, являвшегося кумиром для Энглтона со времени войны, когда он впервые, в 1944 году, познакомился с ним, мог только утвердить Энглтона в том, что КГБ и его внешняя разведка проникли во все поры не только ЦРУ, а всего государственного аппарата США.

Об этом твердил ему и один из его помощников, бывший сотрудник ФБР Билл Харви, который в 1945 году допрашивал Элизабет Бентли, оклеветавшую перед ФБР более 100 служащих американских государственных учреждений.

Итак, Мутант вернулся в США, где Энглтон широко раскрыл ему свои объятия, и с этого момента началось самое тесное сотрудничество «двух рыцарей «холодной войны». К чему это привело ЦРУ — очень детально и с богатыми фактологическими подробностями представил Уайз в своем труде «Охота на «кротов».

Обращаю внимание читателя на основные «достижения» Мутанта, пользовавшегося необычайно действенным влиянием на образ мыслей Энглтона.

Во-первых, Мутант безостановочно выдумывал подробности якобы виденных им в КГБ документов, которые могли исходить только «из высших сфер ЦРУ», углублял страхи, уже существовавшие в ЦРУ, в первую очередь у Энглтона.

Для реализации идей, постоянно возникавших у Мутанта, Энглтон создал в контрразведывательном отделе Группу специальных расследований, то есть, попросту говоря, группу «охотников за кротами».

Размах «охоты на «кротов», инспирируемой Мутантом, достиг таких масштабов, что охватил «специальным расследованием» и связанной с ним тщательной всеобъемлющей проверкой всей жизни и служебной деятельности более 120 сотрудников ЦРУ (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

По свидетельству Уайза, «охота на «кротов» разрушила карьеру многих сотрудников, разбила жизни и семьи, а также парализовала Управление, приостановив операции против Советского Союза в разгар «холодной войны», в период, когда они являлись смыслом существования ЦРУ.

Были также серьезно подпорчены отношения с союзными разведками.

Ну какой настоящий «крот» смог бы добиться такого результата, да еще почти на целых полтора десятилетия?

Во-вторых, Мутант «добился», можно сказать, умопомрачения Энглтона, и тот, невзирая на реальные заслуги, в том числе в борьбе против нашей страны, поочередно причислял к подозреваемым лучших офицеров ЦРУ и, даже не находя конкретных доказательств в поддержку своих подозрений, добивался их ухода из ЦРУ.

Приведу в качестве примеров дела начальника советского отдела ЦРУ Дэвида Мэрфи и бывшего первого резидента ЦРУ в Москве Пола Гарблера. Оба эти примера мне представляются настолько абсурдными, что с трудом верится в их реальность.

Дэвид Мэрфи был одним из ведущих сотрудников ЦРУ, в 1959 году он короткое время возглавлял резидентуру («базу») ЦРУ в Берлине, в 1963 году получил назначение начальником советского отдела, являвшегося по существу и значению задач главным участком деятельности американской разведки.

Но на этой должности ему не повезло, он стал свидетелем почти полного замораживания операций отдела из-за убежденности Энглтона в наличии «кротов» КГБ в ЦРУ, в первую очередь, в советском отделе. Считалось, что все, что будет делать отдел, заранее известно КГБ, и нельзя верить ни одному агенту, завербованному на участке работы против Советского Союза. Да нельзя доверять и самим сотрудникам отдела.

Что касается Д. Мэрфи, то Энглтон с Мутантом пришли к выводу, что он являлся вероятным кандидатом в такие «кроты» КГБ. Соответственно он стал объектом активной разработки. Энглтон добился замены его на посту начальника советского отдела. Мэрфи вынужден был отправиться резидентом ЦРУ в Париж. В основу подозрений против Мэрфи был положен и такой смехотворный довод, что он работал в Берлине, когда там представителем СИС был Д. Блейк, а жена Мэрфи была выходцем из среды белоэмигрантов.

Но самое необычайное произошло, когда Мэрфи прибыл в Париж. Энглтон предупредил французские спецслужбы, что Мэрфи — агент КГБ. Это было сказано лично им шефу французской контрразведки де Мараншу. У последнего возник естественный вопрос: если это так, то почему ЦРУ направляет к нему в качестве резидента и своего доверенного представителя советского агента (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994)?

Действительно, может ли себе представить читатель, чтобы председатель КГБ Андропов, направив меня представлять КГБ при польских спецслужбах, предупредил их, что в моем лице они должны видеть агента ЦРУ?

Умопомрачительнее ничего не придумаешь. Для характеристики Мэрфи нелишне отметить, что именно он дважды был участником, а вероятно, и организатором грубых провокаций против советских разведчиков: сорвавшейся попытки вербовки и применения насилия против сотрудника внешней разведки Б. Я. Наливайко в Вене в 1962 году и неудавшейся попытки похищения резидента внешней разведки в Японии Г. П. Покровского в 1966 году, причем если первая провокация не получила огласки, то вторая прозвучала на весь мир как пощечина, полученная ЦРУ от внешней разведки.