Азенкур - Бернард Корнуэлл

А враг все шел на английский строй, где стоял король с латниками. Обезумевшие кони то и дело сминали шеренги французов, английские стрелы находили свою цель — и все же враг приближался. В первых рядах держались высшие сановники Франции, над головами которых развевались кичливые знамена. Восемь тысяч пеших латников шли биться с девятью сотнями.

И тогда выстрелила французская пушка.

* * *

Мелисанда молилась. Вместо слов выходил отчаянный безмолвный плач — мольба о помощи, возносимая в серое небо, от которого не исходило никакого утешения.

Обозные телеги, место которых было рядом с армией на плато, по большей части остались внизу, у деревушки Мезонсель, где король провел часть ночи перед битвой. При королевских повозках стояли в охране десяток латников и двадцать лучников, слишком больные или увечные, чтобы выйти на битву. Мелисанду привел к обозу отец Кристофер. Он сказал, что там ей будет безопаснее, чем рядом с полем битвы. Священник не забыл написать на ее лбу загадочные буквы «IHC Nazar».

— Они сохранят тебе жизнь, — пообещал он девушке.

— Напишите и себе тоже, — напомнила Мелисанда.

Отец Кристофер улыбнулся.

— Моя жизнь в руке Господней, детка, — ответил он, осеняя себя крестом. — Тебя Он защитит. Лучше никуда отсюда не отходи.

Священник оставил ее с женами других лучников, устроившимися между двумя повозками для стрел, и убедился, что ее кобыла оседлана и привязана здесь же. Затем отец Кристофер, вскочив на одного из коней сэра Джона, поскакал наверх, где стояли армии. Проводив его взглядом до гребня холма, Мелисанда начала молиться. Молились и жены других лучников, служивших сэру Джону.

Молитва Мелисанды постепенно обретала смысл, невнятный плач о помощи перерастал в мольбу к Пресвятой Деве. Мелисанда старалась выбирать слова. Ник добрый, говорила она матери Иисуса, и сильный, только изредка мрачнеет и злится, поэтому помоги ему, дай сил, пусть он выживет.

Вот и вся молитва — чтобы муж остался жив…

— А если французы нагрянут, что делать? — спросила Матильда Кобболд.

— Бежать, — ответила одна из женщин, и в этот миг от поля, скрытого за гребнем холма, донесся многоголосый рев — клич к святому Георгию. Женщины не расслышали слов, возглас говорил им только о том, что на поле происходит что-то важное.

— Помоги нам, Господи, — выдохнула Матильда.

Мелисанда открыла мешок со своими вещами, чтобы взять отцовский налатник, но наткнулась на инкрустированный слоновой костью арбалет, который Ник отдал ей уже почти три месяца назад, и вытащила его наружу.

— Пойдешь сражаться в одиночку? — подмигнула Матильда.

Мелисанда лишь улыбнулась. Страх и волнение мешали говорить: от происходящего на поле зависела ее дальнейшая жизнь, однако повлиять на исход битвы она ничем не могла, оставалось только молиться.

— Поднимись наверх, девочка, пристрели пару выродков, — кивнула ей Нелл Канделер.

— До сих пор взведен, — удивленно заметила Мелисанда.

— Кто взведен? — переспросила Матильда.

— Арбалет. Я из него так и не выстрелила.

Мелисанда задержала взгляд на арбалете, вспоминая тот день, когда погиб Мэт Скарлет, — день, когда она направила оружие на собственного отца. С тех пор арбалет оставался взведенным, и она ни разу об этом не вспомнила. Девушка потянулась было к спусковому крючку, но неожиданно для себя бросила арбалет обратно в мешок и вытащила свернутый налатник. Задержав взгляд на яркой вышивке, она протянула руки, чтобы набросить налатник через голову. И вдруг поняла, что, пока Ник в бою, ей нельзя носить вражеский герб. Откуда-то пришла уверенность, что она не увидит Ника, если оставит у себя налатник. Нужно было от него избавиться.

— Схожу к реке, — сказала она.

— Можешь мочиться здесь, кто мешает, — откликнулась Нелл Канделер.

— Мне надо пройтись, — ответила Мелисанда и, подхватив тяжелый мешок, пошла к югу, прочь от обозов и армий, мимо пасущихся на осенней траве вьючных лошадей. Вначале она хотела бросить налатник в Тернуазу и посмотреть, как его будет уносить течением, однако до реки Мечей было слишком далеко, и Мелисанда направилась к соседней речушке. Полноводная и быстрая после ночных дождей, та бежала мимо небольших полей и рощ, лежащих к югу за деревней. Присев на берегу, под желто-золотыми ольховыми листьями, девушка положила мешок, закрыла глаза и обеими руками протянула перед собой налатник, словно приношение.

— Не оставь Ника, — прошептала она, — пусть он останется жив.

Бросив отцовский налатник в речку, она, не отводя глаз, смотрела, как его уносит потоком. Чем дальше уплывет — тем целее будет Ник.

В этот миг ударила французская пушка, широко раскатившийся звук отозвался дрожью по всей долине. Обернувшись, Мелисанда глянула на север.

И увидела ухмыляющегося сэра Мартина — долговязого, тощего, с прилизанными к черепу седыми волосами.

— Вот и свиделись, крошка, — плотоядно осклабился он.

На берегу царило безлюдье, взывать о помощи было не к кому.

Над горизонтом поднялось дальнее облако дыма от выстрела.

— Надо же, ни души рядом! Только ты и я! — с клокочущим всхлипом, обозначающим смех, проговорил сэр Мартин, подобрал рясу и шагнул к Мелисанде.

Дым от пушки взметнулся над левым флангом французов.

При виде каменного ядра Хук не сразу понял, что произошло, лишь следил глазами за странным темным шаром: подскакивая над полем, мелькающая точка летела в его сторону. Вдруг от звука выстрела дрогнуло небо, птицы с оглушительным криком взлетели с деревьев, и пушечное ядро задело голову стрелка в нескольких шагах от Хука.

Череп лучника разлетелся фонтаном крови и костными осколками, а каменное ядро летело все дальше, оставляя за собой марево кровавых брызг. Под конец оно угодило в болото шагах в двухстах за английским строем, едва не задев оседланных коней, которых держали в поводу пажи латников.

— Черт бы их подрал, — с отвращением плюнул Том Скарлет: с его лука оползали густые потеки разбрызганного мозга.

— Стреляй, не жди, — бросил Хук.

— Нет, ты это видел? — со злобным удивлением переспросил Скарлет.

Хук видел. Видел мертвых и агонизирующих коней, видел тела всадников, а за ними — толпу спешенных латников, приближающихся к английскому войску. Совсем близко свистели арбалетные стрелы — к счастью, редкие: арбалетчики стояли за самым дальним отрядом и не могли точно целиться, а многие и вовсе не видели врага. С приближением первого полка, заполнившего все пространство между лесами Трамкура и Азенкура, французские арбалетчики совершенно потеряли англичан из виду и перестали стрелять.

Первый французский полк растянулся по пашне от леса до леса, но пространство между деревьями сужалось, и французам приходилось тесниться: и без того неровные ряды, смятые обезумевшими конями, теперь сжимались, места становилось все меньше, зато английские стрелы по-прежнему летели в цель.