Крест на башне - Андрей Уланов

Еще полка книжная была. Хотя, казалось бы, зачем она нужна, когда, спустись по лестнице, и книжек этих будет… немерено. И, что характерно, чтиво на той полке не какое-нибудь легкое, в мягкой обложке, мозгам перед сном отдых дать, а солидные книженции, в хорошем переплете. Я как начал названия читать: Линдел-Гарт «Энциклопедия военного искусства», Галактионов «Взятие Парижа», Крымов «На страже Февраля», Клаузевиц «О войне», Иссерсон «Канны мировой войны», Мольтке «Военные поучения»… дальше не стал — и без того в башке звенеть начало.

Вот, думаю, офицер… и ведь наверняка каждую из этих книжек он, среди ночи разбуди, отбарабанил бы, как Стаська моя, инструкцию по панцерной радиосвязи. А я что на поле боя увижу, то и командую, а спланировать чего-нибудь серьезное… на такое уже не хватает.

А вообще, думаю, интересно, неужели он только такую вот профессиональную литературу потреблял, а для души чего-нибудь расслабляющего — ни-ни?

Пошарил по комнате, и точно. Сбоку от тумбочки пачка, бечевкой перетянутая — журналы. КЛМ за последний предвоенный год. Я их на кровать вытянул, пыль кое-как стряхнул, бечевку ножом взрезал — первые пять номеров, до мая включительно с цветной обложкой, глянцевые, на хорошей бумаге, а остальные в два раза тоньше, ну и качеством похуже.

В принципе, листать их я особо не собирался, но увидел обложку майского — последнего — предвоенного! — номера и зацепило. На первых-то четырех обычная ерунда журнальная — девушка с ракеткой в юбке-волане, авто сверкающее, замок мрачный, серого камня, то ли баварский, то ли французский. А тут: боевая эскадра, и не какая-то: на переднем плане ударный трегер «Леттов-Форбек» свинцовую волну режет, за ним, на полкорпуса впереди, линейный крейсер «Принц Генрих Прусский», ну и в нижнем углу зетстройер типа «Рейн», — 2-я эскадра Флота Открытого Моря во всей красе. Не фото, рисунок, но деталировка потрясающая — на палубе трегера «юнкерс» к взлету готовят, так даже пилота в кабине четко видно.

Перевернул, глянул на даты — 12-го этот журнал из типографии вышел… а 23-го уже полыхнуло. «Леттов-Форбек», краса и гордость, через пять недель, в бою у Азор, получил пять бомб, три торпеды и за семь неполных минут булькнулся вместе с тринадцатью сотнями экипажа. В газетах, правда, потом писали, что погиб, мол, героически, утопив взамен один английский авианосец и здорово расковыряв линкор… только у соседа нашего брат как раз на «Людендорфе» служил, зенитчиком, так он, когда в отпуск приехал, рассказывал — не успели ребята с «Леттова» почти ничего. Английская атака как раз на момент взлета группы пришлась, пять машин только поднялось, шестую «си темпест» на взлете расстрелял… ну и соответственно — бомбы рванули в гуще «Юнкерсов», к вылету подготовленных, а это значит, баки под завязку и торпеды… ад форменный. А «Гермес» на самом деле летчики как раз с «Людендорфа» утопили, и они же «Ройял Оуку» борт распороли.

Сел на кровать, начал листать. Забавно все-таки… я-то сейчас знаю, что вскоре началось и чем в итоге закончилось, а они тогда — не знали. И заголовки читать — один смешнее другого: «Подготовка к трансафриканскому ралли»… эрцгерцог выразил озабоченность, но вместе с тем заверил… а между тем туристический сезон на Кипре уже в разгаре — интересно, куда подевались все эти туристы, когда на остров посыпались весельчаки Штюдента?

Перевернул очередную страницу — и тут меня как током ударило.

Даже не помню, как этот раздел назывался, то ли светская хроника, то ли моды какие-то, то ли и то и другое вместе… неважно.

Важным было фото на полстраницы — большой белый, со сложенным верхом и кучей сверкающих никелированных финтифлюшек лимузин, и в нем четверо… и одна из них, на заднем сиденье привстала и прямо в объектив улыбается задорно, — моя Стаська.

Товарищ министра финансов действительный статский советник князь Туманов… с семейством…

Вот, значит, как… радист Стась Дымов.

Везет мне сегодня на фото… улыбающиеся.

Хотел статью прилагающуюся изучить — и, как назло, шаги на лестнице. Я журнал захлопнул, пачку обратно за кровать спихнул, сам плюхнулся — ноги вытянул, руки за голову. Лежу с таким видом, словно с момента ее ухода как любовался потолком, так и сейчас любуюсь, и в целом свете краше паутины в углу для меня зрелища нет.

— Как тебе запах?

Запах и вправду был что надо. От двух маленьких — глотка на четыре от силы! — чашечек такой аромат по комнате шел, что на роту Боссов хватило бы…

— Жалко только, — вздыхает, — сливок нет.

— Да ладно, — говорю, — переживём.

Я сел, потянулся было к чашке…

— Нет, не надо… горячее еще…

Стаська поднос с чашечками на тумбочку поставила, сама рядом на кровать села, головку мне на плечо пристроила. Я ее приобнял осторожно — и в следующий миг, сам не знаю, как получилось, но мы уже лежали.

— Слышишь?

— Что?

Я слышал только далекий шум моторов, но она имела в виду что-то другое.

— Дождь…

И в самом деле — тихое совсем тук-тук-тук за окном.

— Не хочу никуда уходить отсюда, — тихо шепчет моя — теперь уже точно! — княжна, прижимаясь ко мне. — Так уютно… спокойно… Эрик, — приподнялась, заглянула в глаза, — давай спрячемся здесь от всех? Просто спрячемся — ты и я. Должно же быть где-то место, где нет этой проклятой войны?

Я только вздохнул тяжело.

Может, думаю, где-то такое место и есть, но очень где-то. Потому как, судя по тем новостям, что оберфункмейстер Рабинович из мирового эфира вылавливает, народец на нашем шарике с ума посходил абсолютно повсеместно, вне зависимости от географических широт, цвета кожи или, допустим, вероисповедания. Все с цепей посрывались — и первым делом в глотку ближнему вгрызлись… а кому ближних не хватило, те за дальних принялись.

— Не получится.

— Почему?

— Просто не получится, малыш. И, — шепчу, — лучше не будем сейчас об этом. Времени у нас не так чтоб очень — три часа, а может, уже и чуть меньше… но эти часы наши, безраздельно… так давай просто забудем пока об остальном мире. Как ты сама только что сказала — ты и я и никого больше.

— Эрик…

— Стаська…

Мне очень нравилось смотреть, как она раздевается. В смысле — сам процесс. Со Стаськой это было не «когда ж ты, дура, наконец, свои тряпки скинешь», а вполне самоценное действо — сидеть и зачарованно наблюдать, как из недр униформы медленно появляется она… моя женщина. Самое волнующее, самое будоражащее, самое… пресамое зрелище на свете. Моя. Любимая. Единственная и неповторимая! Моя-моя-моя… этот рефрен вспыхивал у меня в голове при каждом взгляде, брошенном в ее сторону. Как только я до сих пор от зазнайства не лопнул — не знаю.

— Ми-илы-ый…

Княжна Туманова… забавно… если бы не война и Распад, мы наверняка бы никогда не встретились. Петроградская аристократка и парень из германского рабочего квартала — что могло быть общего в их судьбах? И даже были бы счастливы — каждый по-своему…