Почерк судьбы - Шарлотта Лукас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уже потерял.
Леопольд отлистал назад, к сегодняшней дате, и они стали изучать страницу за страницей. Когда Лео особенно нравилась запись, он заливисто смеялся.
– Смотри-ка, вот эта запись просто для тебя: «Следи за своими мыслями, они становятся поступками. Следи за своими поступками, они становятся привычками. Следи за своими привычками, они становятся характером. Следи за своим характером, он становится твоей судьбой». Это взято из Талмуда, так здесь написано.
– И все равно мне подходит?
– А ты сам подумай!
– Уже подумал и никак не могу согласиться с твоим мнением.
– А кто произнес «пффф», когда я сказал, что ты еще можешь стать отцом?
– А кто же был тот бродяга, который несколько недель назад сбежал посреди ночи из моего дома, унеся с собой целую винотеку? – возмущенно парировал Йонатан.
– Сделаем ударение на слове «был».
– Ищем дальше, – произнес Йонатан, пока между ними не разгорелась еще одна перепалка.
Они уже начали пролистывать апрель, наткнувшись на какое-то нездоровое предложение собственноручно написать себе к первому апреля надгробную речь. Йонатан счел это первоапрельской шуткой, а Леопольду идея понравилась.
– Ты только подумай, – воскликнул он, – что бы ты хотел услышать про себя на собственных похоронах? Как ты жил, что повидал на своем веку? О чем бы ты жалел, чего так и не успел сделать?
– Пожалел бы, что не столкнул тебя в Изебекканал, – скрипнув зубами, ответил Йонатан. – А теперь листай дальше!
Ну наконец-то! Наконец, наконец, наконец они нашли! Запись с конкретной датой – 11 мая.
– Отправляйся сегодня в магазин на Эппендорфер-ландштрассе 28-С, – взволнованно прочел Йонатан. – Там для тебя кое-что приготовлено. Когда это заберешь, получишь еще кое-что.
– Что же имеется в виду?
– Это мы скоро узнаем! Мы отправимся туда прямо сейчас, это же недалеко отсюда.
– Но сейчас ведь не 11 мая!
– Ты заговорил, как прежний Йонатан!
– Как это? – удивился Лео.
– Новый Йонатан не обращает внимания на такие мелочи.
С этими словами он встал и зашагал в направлении нужного магазина. Леопольд последовал за ним, едва поспевая за Йонатаном с его прусским строевым шагом.
Спустя десять минут они уже стояли перед домом 28-С по Эппендорфер-ландштрассе. С удивлением они обнаружили, что это маленькая ювелирная мастерская. И тут же отметили, что магазинчик закрывается в шесть часов, – они опоздали на целых семь минут.
– Что за невезение! – произнес Йонатан, высматривая кнопку звонка. Не обнаружив ее, он энергично постучал в витринное стекло.
– Что ты творишь?
– Может, там еще кто-то есть.
– Да, – согласился Лео, – вернее, что-то. Сигнализация есть. И она тут же включится, если ты продолжишь колотить по стеклу.
Йонатан опустил руку.
– Ну хорошо, – согласился он. Йонатан еще не стал настолько новым, чтобы так рисковать. – Лучше придем сюда завтра утром.
– Ничего не выйдет, – ответил Леопольд и указал на дверную табличку. – В субботу и воскресенье они не работают, откроются снова только в понедельник, в десять.
– Вот черт!
– Это не беда, – холодно возразил Леопольд. – Если речь идет о женщине всей твоей жизни, то два дня не играют никакой роли.
– Ха-ха!
– Кстати, меня интересует, что же там для тебя могли оставить? Пару запонок?
– Ты забываешь, что это точно не для меня.
– И правда. Тогда, наверное, пару роскошных сережек со стразами? Мне кажется, тебе бы они очень пошли.
– По магазину не скажешь, чтобы у них такое было.
Они рассматривали витрину, в которой лежали различные украшения из кованого золота и серебра. На маленьких табличках рядом значилось, что украшения оригинальные, ручной работы. Йонатану понравились изделия, хотя он совершенно не разбирался в драгоценностях. Это были изящные, выполненные со вкусом украшения, и они совсем не напоминали кичливые побрякушки, которые продавались в дорогих магазинах в центральной части города. Впрочем, скрепя сердце Йонатан вынужден был напомнить себе, что в былые времена он часто покупал Тине подобный блестящий хлам. Или поручал это своей ассистентке Ренате Круг.
Тина вернула ему все украшения после развода, при этом заметив, что такая безвкусица ей никогда особо не нравилась. Ну да, теперь Йонатан цинично подумал: «Она ведь не обвиняла меня в плохом вкусе? Томас, наверное, просто заваливает ее “драгоценностями” из автоматов с жевательной резинкой».
«Вот так так!» Йонатан считал, что все это навсегда оставил где-то позади, на лавке у Изебекканала. И на душе у него теперь светло благодаря новой жизни и осознанию, что после развода больше мучений ему доставляла уязвленная гордость, чем разбитое сердце. Возможно, он требовал от себя слишком многого.
– Итак, что мы теперь будем делать? – отвлек его Леопольд от раздумий.
– Пожалуй, отправимся домой. А в понедельник ровно в десять утра я снова буду стоять здесь, под дверью.
– Ах, как жаль!
– Почему жаль?
– Я ведь не смогу прийти, ровно в десять я должен быть в центре занятости.
– Вон оно что!
– Не надо иронизировать!
– И не думал.
Ханна
19 марта, понедельник, 8 часов 17 минут
Понедельник – лучший день для того, чтобы начать что-то новое. Например, сесть на диету. Или пойти на фитнесс.
Разложить все по полочкам и хорошенько убрать в доме – для этого понедельник подходит идеально. Даже расставания в понедельник проходят легче, раскованный и бодрый старт незапятнанной недели необычайно окрыляет душу. В любом случае, Ханна всегда была твердо уверена, что так оно и есть. В лучшем мире каждый месяц начинался бы с понедельника, но Ханна была не в лучшем мире, поэтому пришлось довольствоваться понедельником 19 марта.
Она открыла дверь в квартиру Симона. В очередной раз глубоко вздохнула, прежде чем войти. После истерики и устроенного ею разгрома Ханна больше сюда не приходила и поэтому панически боялась того, что ее здесь ожидало. Если она не смогла в пятницу съесть кусок пирога в «Маленьком кафе», то сейчас она поставила перед собой такую задачу, что даже не знала, под силу ли она ей. Но стоило хотя бы попытаться. Сдаться можно в любой момент.
Лиза, родители и Сёрен снова предлагали ей свою помощь, но Ханна отказалась. Во-первых, Лизе и Сибилле предстояло много чего сделать в «Шумной компании», и Ханна надеялась, что она будет прогуливать работу в последний раз. Это был ее личный кризис, из-за которого никто не должен был страдать.