Женская собственность - Валентин Черных

Но и она за эту секунду не вобрала, а почти заглотила меня, отметив мои английские туфли, безупречный деловой костюм, и только на какие-то доли секунды задержалась на моем уже старомодном галстуке. Недавно мода сделала резкий скачок — только что носили широкие галстуки и сразу перешли на очень узкие. Я попытался из своей коллекции почти в сто галстуков найти узкие, которые вышли из моды лет десять назад, но нынешние модные оказались намного уже тех, десятилетней давности. Я и сам не доверял бизнесменам, которые хотели получить муниципальный заказ и приходили в костюмах фабрики «Большевичка» и ботинках «Саламандра», считавшихся самыми шикарными еще в советские времена.

Назавтра я уже был при самом модном и достаточно дорогом галстуке. Она тут же это отметила то ли с раздражением, то ли с неодобрением. Я считал себя уже в полном порядке и ее реакцию никак не оценил, о чем потом очень пожалел.

Каждая организация, как и любой механизм, имеет главные шестерни, с которыми сцеплены все остальные.

Главной у нас была Умница и Красавица. Ее перевели из ЦК комсомола лет пятнадцать назад, из отдела пропаганды в отдел автостоянок нашего управления.

Не ожидая, когда главный ее представит, она вошла в комнату начальников отделов и спросила:

— Где стол автостоянок?

Ей показали. Она села и стала вынимать из своей сумочки сигареты, зажигалку, пепельницу, фломастеры. Ее осторожно спросили:

— Вы, собственно, кто?

— Умница и Красавица, — ответила она и спросила сама: — А что, разве это не видно?

Отделом строительства гаражей руководил Железный Феликс. Его и по жизни звали Феликсом, и бородку он носил под Дзержинского. Так и получился Железный Феликс, но он как-то пукнул при всех, и его переименовали в Пердуна. Он оформлял пенсию, и на него уже не обращали внимания. Меня за спиной называли необидно — Коллега. Я пришел в управление при смене власти и, не зная, как обращаться к своим подчиненным, господа или товарищи, назвал их коллегами.

Мы все ждали, с чего или с кого начнет новая начальница. Она начала с Умницы и Красавицы, дав ей какое-то срочное поручение. Но Умница и Красавица никогда и ничего не выполняла сразу. Начальники ее побаивались. Она не скрывала имен своих любовников. Связи мужчин можно проверить, но как проверишь связи женщины? Не подойдешь же к вице-премьеру и не спросишь:

— Вы с ней по-прежнему спите?

Умница и Красавица не выполнила в срок порученного ей дела и первой из нас получила выговор.

Не было привычного гнева начальника, когда кричат и выговаривают, вспоминая все прошлые прегрешения. Просто появился приказ с выговором. Умница и Красавица пошла к начальнице выяснять отношения, но из ее кабинета выскочила почти мгновенно непривычно бледной, вылила в стакан половину пузырька валокордина, минимум десять успокаивающих доз, выпила и пригрозила:

— Я этой суке покажу!

Я был почти уверен, что Умница и Красавица останется в управлении после работы, чтобы звонить своим покровителям. Большие начальники раньше приходят на работу и позже уходят. При нас звонить она явно не хотела, а звонить вечером домой, когда рядом жена, тоже неразумно. Так и произошло. Мы ушли, а она осталась в управлении.

Я знал, что любой руководитель вначале проверит поступившую информацию через одного из своих заместителей, и, вероятнее всего, выйдут на меня. В тот вечер мне никто не позвонил. А когда не позвонили и в следующие три дня, я понял, что Умницу и Красавицу никто защищать не будет.

Пока женщина молода и соблазнительна, за нее борются и ее защищают. После пятидесяти — защищает только муж, но у Красавицы и Умницы мужа не было.

На следующий день она сообщила по телефону, что заболела. Значит, начала искать новую работу. Вскоре она написала заявление об увольнении по собственному желанию и ушла, никому не сказав куда.

— Что же вы ее не защищали? — спросила меня начальница.

— К сожалению, ее трудно защищать. Она была плохим работником.

— Но вы даже не сделали попытки защищать!

— В следующий раз обязательно сделаю.

— Этого вам долго ждать не придется.

Я тогда не понял двусмысленности ее реплики. Она проверяла мою реакцию: где я раскроюсь, вступлю в открытую борьбу или начну оказывать скрытое сопротивление? Она меня за что-то возненавидела почти сразу и даже не скрывала этого.

Сотрудники коммунальных служб могли купить абонемент в плавательный бассейн со значительной скидкой.

Я приехал в бассейн, как всегда, до работы. Стоял на бортике и разминал мышцы. С противоположного бортика в бассейн не прыгнула, а почти бесшумно вклинилась в воду женщина и начала стремительно пересекать бассейн. Я отметил высокий класс подготовки. Я все еще готовился к прыжку, а она несколько раз пересекла бассейн, набрав не меньше сотни метров и не снижая темпа.

Она вышла на моей стороне. Идеальная фигура молодой женщины, тренированная, но не деформированная, как у профессиональных пловцов, когда расширяются плечи и уменьшаются бедра. Нагрузки и сопротивление воды увеличивают необходимые мышцы и сглаживают все лишнее, что тормозит движение.

Женщина сняла шапочку, встряхнула волосы особенным и, как мне показалось, знакомым движением головы, подняла очки на лоб, и я узнал свою новую начальницу. Я рассматривал ее, она рассматривала меня.

— А вы неплохо сохранились, — сказала она.

— Мне показалось, что вы это сказали с явным сожалением, — сказал я, ожидая ответа типа: «Ну что вы! Вам показалось!» или «Вы замечательно выглядите!».

— Да. Вы правильно меня поняли. По-видимому, вы догадливый, — ответила она и пошла к душевым кабинкам.

Сейчас уже не очень помню, но, вероятнее всего, я растерялся. Более обидчивый обозвал бы ее хамкой, сукой, дешевкой. Но я тогда подумал, что она могла и неточно выразиться. Бывает же, что хочешь сказать приятное, а получается двусмысленность.

Раньше я мгновенно чувствовал опасность — по взгляду, по случайным репликам, по умолчанию. Я накапливал предчувствия и выстраивал их в систему оповещения опасности. Но пока было только несколько реплик, я не насторожился и даже постарался их забыть, как все неприятное. Может, это уже и возрастное. Старики помнят только о приятном, выбрасывая из памяти унижения и оскорбления. Как будто они всегда были мудрыми, уважаемыми и неприкасаемыми.

После того как она вынесла мне первый выговор, я стал осторожнее, осмотрительнее, я перепроверял, уточнял, напоминал исполнителям. И только один раз дал себе послабление и не поехал разбираться с поступившей жалобой. Через день поступила вторичная жалоба, и я получил второй выговор.

Когда я рассказал об этом своему еще школьному другу, он ответил мне прямо и грубо:

— Пойми же, ты для нее старый идиот! Вспомни себя тридцатилетним — тебе пятидесятилетние казались глубокими стариками.