Простая душа - Вадим Бабенко

Внешность Елизаветы произвела впечатление – как и было задумано. Николай сразу сделал ей комплимент и готов был еще развивать эту тему, но она осадила его взглядом, нарочито скромно при этом поблагодарив. Не стоило забалтывать очевидное, да и к тому же, глядя на Крамского, она поняла с досадой, что он не интересен ей даже для флирта, не говоря уже о молниеносном романе. В герои-любовники годился лишь Астахов, старательно отводивший глаза, и Лиза решила, что он, пожалуй, вполне привлекателен как мужчина. В нем тоже угадывался столичный лоск; она попыталась было угадать род его занятий, но поняла, что не имеет на этот счет никаких мыслей. Что ты паришься, дорогая, – одернула она себя, – землей небось торгует или домами, – и ослепительно улыбнулась Фрэнку, посматривавшему на нее с некоторой робостью.

«Ну вот, – сказал Крамской довольно, – почти все в сборе. Не знаю, как вы, а я только сейчас осознаю, какое невероятное приключение с нами произошло. Маленький город, – он обвел рукой ресторанный зал, – тоже может быть горазд на события… А где же последний участник – если не сказать, виновник? Где жених по прозвищу Царь?»

«Жених сплыл, – откликнулась Елизавета беззаботно. – Его приключение оказалось слишком невероятным. Мы решили, что наши чувства еще незрелы, так что праздновать будем вчетвером. Надеюсь, никто не против?»

Она обвела мужчин вызывающим взглядом, боясь сочувствия и расспросов, но, несмотря на удивление, все отнеслись к известию как должно. Николай буркнул что-то неразборчивое и стал высматривать официанта, а Фрэнк Уайт, поморгав, разразился тирадой на тему несбывшихся планов, приведя в пример себя и свой мистический клад. Андрей Федорович, до того молчавший, живо заинтересовался этой историей, и Фрэнк изложил ее почти всю, начав издалека, с беглого еврея Нильвы.

«Неплохо, неплохо, – пробормотал Астахов. – Все-таки, Нильва – это очень смешная фамилия».

На этом Фрэнк вдруг засмущался, и Елизавета пришла ему на помощь. «Ничего смешного, – отрезала она. – Подумаешь, проходимец; из нищеты в нищету. Что здесь, что там – пустое место. А ты, Фрэнк, прямо-таки рыцарь, – повернулась она к американцу. – Прямо-таки, берешь огонь на себя. И почему твои звезды тебе не помогли? Это все та китаянка виновата, стерва – тебе и впрямь нужно бы жениться на русской».

«Он рыцарь в душе, но дела его безумны… – проговорил Крамской, ерзая на стуле. Ему, как и Астахову, было завидно, что внимание достается Уайту Джуниору. – Что же до планов, мои тоже никогда не сбываются. И звезды не помогают – да и не все они знают, звезды, особенно в этой стране».

«А у меня теперь и вовсе нет планов», – вступил в разговор Андрей, стараясь поддержать шутливый тон. Все посмотрели на него, он добавил невпопад: – «Работа вот не ладится, это да, – и замахал рукой официанту: – Молодой человек!»

«Сервис тут у нас, конечно…» – усмехнулся он виновато, обернувшись к Лизе, и замолчал, не закончив фразы. Та привычным жестом обхватила себя за плечи и потерла их ладонями, будто озябнув. Недавнее отчаяние притихло до поры, но ей было неспокойно – беспокойство вообще витало в воздухе, насыщенном невидимым электричеством. За столиками вокруг сидели почти одни мужчины – широкоплечие «братки» с одинаковыми короткими стрижками, дельцы из бывших воров, их пронырливые адвокаты и бухгалтеры, чиновники, глядящие свысока и заискивающие лишь перед начальством, вездесущие кавказцы, не заискивающие ни перед кем… Почти все были еще трезвы, но то и дело бросали тяжелые взгляды на компанию чужаков, забредших на их территорию. Больше всего глаз липло, конечно же, к Лизе – именно она была желанной добычей, не принадлежащей, по необъяснимым, но верным признакам, никому из сидящих с ней.

Официант в черно-белой паре, с жидким чубчиком, зализанным набок, наконец приблизился к ним и вопросил с холопской развязностью: – «Чего желаем, господа?»

«Вод-дки!» – громко и отчетливо проговорила Бестужева. С соседнего столика на нее внимательно посмотрели. «Водки, огурцов, семги, – продолжала она, не обращая ни на кого внимания, – и еще много чего, сейчас я зачитаю из меню…»

Водку и закуски принесли быстро. Елизавета, бойко выпив со всеми за освобождение из плена, вновь занялась Фрэнком Уайтом – словно изыскав безопасную гавань и укрывшись там от всех, посягающих на нее открыто или тайно. «Красная рыбка, белая рыбка, соленые огурцы… – хлопотала она над ним. – А вот еще, смотри – салат из свеклы. А вот селедка и ржаной хлеб…»

Фрэнк вяло отнекивался, но ел с охотой, не забывая и о водке, которая вскоре подействовала на всех. Первой опьянела Лиза – не слишком сильно, но заметно для пытливого глаза. Она сменила роль и грим, сделав это со вкусом, так что ее было не упрекнуть в притворстве. Уайт, наконец, был оставлен в покое, Елизавета оперлась щекой на руку, согнутую в локте и посмотрела на Астахова в упор – так, словно они сидели совсем одни.

«Чем ты занимаешься? – спросила она хрипловато. – Мы ведь, кажется, на ‘ты’, я не ошиблась?»

Андрей Федорович помялся, потом вздохнул и сказал коротко и как-то скучно, что пишет книжки, самые что ни на есть серьезные – так, словно речь шла о чем-то банальном. Ее реакции, однако, он ждал с нетерпением, что не укрылось от ревностного взгляда Крамского.

«О, – сделала Лиза удивленную гримаску, – так ты, наверное, знаменит. Может быть даже богат, признайся?»

Николай насмешливо хмыкнул, а Астахов лишь улыбнулся виновато и покачал головой. «Меня никто не знает, – сказал он, разводя руками. – А денег за книги вообще не платят – так не разбогатеешь. Я когда-то занимался другими вещами», – добавил он, переглянувшись с Крамским, и Елизавета протянула многозначительно: – «Ах вот оно что…» – серьезно оглядев их обоих, и прикрыла ладонью свою рюмку, которую хотел наполнить неслышно подошедший официант.

«Мне пока хватит, – сказала она ему, – у нас тут интеллигентный разговор», – и вновь повернулась к Астахову с обворожительной улыбкой. «Зачем же ты их пишешь, если они не приносят денег? – спросила она невинно. – И их что, никто не хочет печатать? А может просто у тебя плохо получается?»

«Хороша штучка, – подумал Андрей. – Барби из себя строит, а глаза цепкие».

«Получается как-то, – откликнулся он ей в тон. – Грех жаловаться, как говорится. Хотя сейчас все застряло, это да… А пишу затем, что не могу не писать».

«Это мне знакомо, – кивнула Бестужева серьезно. – Хоть я, как ты понимаешь, очень даже могу не писать… Смотрите, там что, начинаются танцы?»

До танцев было еще далеко, музыканты всего лишь проверяли аппаратуру. Ресторан, между тем, казался уже почти полон. В ровном гуле голосов то и дело раздавались выкрики и хохот. Табачный дым стал гуще, крепкие парни бродили по залу, разыскивая знакомых. Оглянувшись кругом, Лиза вновь почувствовала себя неуютно – право же, этот город был ей совершенно чужд.

Театр какой-то, – подумала она. – И дизайн такой тяжелый – красный бархат на стенах, желтые кисти. Начинается всегда театром, а кончается свинством. И свинство неотвратимо, от него не спастись.