Полет над разлукой - Анна Берсенева

Чистота создавшего эту картину сознания была совершенно детской.

На ней было нарисовано огромное осеннее поле в клочках желтой, зеленой и палевой травы, по небу летели листья и птицы, а посреди поля стояло одинокое существо, которое она назвала ежиком. Может быть, конечно, это был и не ежик, но волосы у него на голове топорщились, как длинные иголки, и тянулись к небу, к листьям и летящим птицам, но никак не могли дотянуться, и лицо у него поэтому было грустное.

– А почему «прилетели»? – засмеялась Аля. – Это же осень!

– Ну и что? Осень – а они прилетели.

– А это?.. – вспомнила Аля, оборачиваясь к фотографии над кроватью.

– А это оно и есть, – улыбнулся Андрей. – Творенье рук и сердца. Любимое мое строение то есть. Вот это, в центре, – театр, а от него все остальное растекается – музей, концертный зал. Библиотека, та прям как в «Имени Розы» получилась. Это отсюда недалеко, в Верхнем городе, – пояснил он. – Парк на горах. Потом посмотрим, если захочешь.

– Ты… тогда, давно, для этого сюда и приехал? – помолчав, спросила Аля.

– Ну да, – кивнул он. – Сначала хотели, чтобы я театр только проектировал. Примерно то же надо было, что Карталову сейчас: чтобы театральные идеи развивались в здании. А потом уж я все остальное придумал, весь ансамбль.

– А потом? – снова спросила Аля.

– А потом мы строили, строили и наконец построили, – засмеялся Андрей. – Как раз Олимпиада приближалась, денег не жалели. Я к Олимпиаде еще кое-что понапридумывал, – слегка хвастливым тоном добавил он. – Разные красивые постройки. Детское кафе на Монжуик – там вообще фантазия разгулялась… Ты себе не представляешь, Алька, как это хорошо! – Она увидела, как переменилось выражение его лица. – Когда для жизни строишь, не для эффектного фасада. И свободно, ни на кого не оглядываясь. В архитектуре ведь и так неизбежен компромисс, – пояснил он. – С местом, с материалом, с человеческими потребностями. Если при этом еще думать, как угодить начальству, нет смысла и браться. А здесь от меня этого никто не требовал.

Аля отвернулась, сделав вид, что рассматривает фотографию театра на горах, чтобы Андрей не заметил тени, промелькнувшей по ее лицу.

«Как можно требовать, чтобы он отсюда уехал? – подумала она. – Все у него здесь, ему здесь хорошо, и работает он так, как хочет…»

Хорошо, что Андрей после ванной не надел очки: когда Аля снова повернулась к нему, он не заметил, как изменилось ее лицо. К тому же свет из окна падал ему в лицо, он щурился, прятались светлые лучики, бегущие от глаз.

Этот свет и заставил ее присмотреться к его глазам. А присмотревшись, Аля тут же забыла свою мимолетную печаль.

– Андрюша… – медленно произнесла она. – А ты знаешь, какие у тебя глаза?

– Какие? – удивился он. – Обыкновенные.

– Совсем не обыкновенные! – Аля вглядывалась в них и улыбалась от радости. – Я ведь понять никогда не могла: почему они светлые такие, они ведь карие у тебя? А они, оказывается, с пятнышками! Иди сюда!

Не дожидаясь, пока он подойдет, Аля сама вскочила с кровати и подбежала к нему. Конечно, как она раньше этого не замечала! В карих глазах Андрея мелькали прозрачные пятнышки необыкновенных оттенков. Даже зеленые были! Как только на них попадал прямой свет, пятнышки вспыхивали ярче, и глаза тут же светлели.

– Это тебе показалось, Сашенька, – засмеялся он, когда Аля попыталась описать картину, увиденную в его глазах. – Что-то я ничего такого не замечал! Да их, может, и не было раньше.

Он надел очки, и пятнышки скрылись за стеклами.

– Жалко, – сказала Аля. – Теперь не видно.

– Тебя мне зато теперь видно, – улыбнулся он. – Думаешь, ты хуже, чем пятнышки? Я тебя когда на сцене первый раз увидел – вот уж у меня точно пятнышки пошли перед глазами!

– Да ты ведь в последнем ряду сидел! – засмеялась Аля.

– А я издалека еще лучше вижу. Мне потом ночью даже лицо твое снилось… Одевайся, Алечка, пойдем куда-нибудь. Можно бы и в Средиземном море наконец искупаться, а? Вот платье на тебе вчера и правда было какое-то необыкновенное, не то что какие-то там чертики в глазах!

– Понравилось тебе у меня? – спросил Андрей, когда они уже стояли на пороге. – Приедешь еще?

– А ты не хочешь, чтобы я осталась? – не глядя на него, произнесла Аля.

– Милая, да ты что! – Андрей обнял ее так стремительно, что она уткнулась лбом в его грудь. – Мы с тобой потом об этом поговорим, ладно? – сказал он уже спокойным голосом. – А сейчас давай погуляем немного.

Они сидели за столиком ресторана в Старом порту. Аля чувствовала, что все ее тело еще хранит соленую свежесть морской воды, и поэтому жара никак не подступится к ней. Они пили розовое каталонское вино и заедали его горячими, как огонь, печеными креветками.

Оказалось, что, собираясь в Москве – если ее состояние накануне отъезда можно было назвать сборами, – Аля не взяла с собой даже купальник. По дороге на пляж они зашли в какой-то маленький магазин.

– Во-он тот возьми, – сказал Андрей, показывая на две узенькие яркие полоски, эффектно прилаженные на манекене. – Впечатляет!

– Еще бы, – засмеялась Аля. – Только, по-моему, за таким можно было никуда не ходить, просто носовой платок разорвать пополам. А ревновать ты не станешь, если твоя жена в таком виде по пляжу будет разгуливать?

– Не знаю, может, и стану, – ответил он. – Только я когда от тебя слышу «твоя жена» – мне уже все равно, в чем ты разгуливаешь…

Аля засмеялась и взяла этот микроскопический купальник, который к тому же оказался немыслимо дорогим. Правда, он так точно пришелся по фигуре, что действительно выглядел на ней отлично.

Аля даже переодеваться не стала: купальник высох мгновенно под жаркими солнечными лучами, и платье в цветах, так ему понравившееся, она надела прямо на него.

– Андрей, а почему ты мне даже не говорил, что у тебя мама была испанка? – спросила Аля, глядя на него сквозь розовые искры в бокале. – Ничего ты мне не говорил… Почему?

– Каталонка, каталонка, – улыбнулся он. – Это тебе, наверное, Павел Матвеич сообщил? Он вечно путал, мама обижалась даже. По мне, так, правда, и те и другие хороши, но она считала, что разница огромная.

– Trato distante? – вспомнила Аля. – Это уж точно! Ты меня этим просто пугаешь иногда…

– Я? – удивился он. – А я и не замечаю. Ну, извини, не буду больше, я постараюсь. – Заметив тень, мелькнувшую по ее лицу, он произнес, помолчав: – Что же еще тебе сказал Карталов? Спроси, спроси, Алечка, я тебе лучше сам отвечу.

– Как я могу спрашивать? – опустив глаза, выговорила она. – Я спросила однажды, а ты говоришь: я тебе сказал все, что хотел сказать…

– А теперь скажу все, что ты хочешь услышать. – Он взял ее руку, держащую бокал, и вместе с бокалом поднес к своим губам. – Не обижайся на меня, Сашенька моя милая, мне ведь многое пришлось в себе преодолевать – во всем, что связано с тобой…