Полет над разлукой - Анна Берсенева

Теперь ей не казалось больше, что лицо у него темное. Оно было просто смуглым и ярко выделялось на подушке, а волосы сливались с белой постелью.

Аля села на низкой кровати и огляделась – в первый раз с той минуты, как вошла в эту огромную комнату под самой крышей разноцветного дома.

Вся комната состояла из высоких створчатых окон, похожих на полукруглые арки. Даже сейчас, когда на окнах трепетали легкие белые шторы, комната была залита потоками света. Он не резал глаз, потому что шторы удерживали прямые солнечные лучи, но его было так много, как будто весь свет, собравшийся в воздухе над Барселоной, хлынул сюда через бесчисленные окна.

Аля встала с кровати, подошла к окну, стараясь не шлепать по полу босыми ногами. Пол был прохладный, но одновременно ей показалось, что он прогрет солнцем, хотя в комнате не было жарко: наверное, работал кондиционер. Взглянув под ноги, она увидела, что пол деревянный, гладкий, некрашеный и такой же светлый, как стены, как шторы на окнах.

Этот отовсюду, даже снизу, льющийся свет и делал пространство комнаты огромным.

Аля подошла к окну, немного отодвинула край занавески и глянула вниз. Вчера ночью дом не показался ей особенно высоким, и на лифте они, кажется, поднимались недолго. Но сейчас она едва не задохнулась от ощущения немыслимой высоты, которое охватило ее при взгляде из окна.

Наверное, дом был так расположен, что из верхних окон открывался вид на более низкие дома и разворачивалась перспектива всей Барселоны – утренней, бесконечной, уходящей вдаль, в горы и к морю. Только Саграда Фамилиа неколебимо высилась совсем близко; Аля даже попыталась разглядеть ослика на портале «Рождество».

Она обо всем забыла, глядя на этот удивительный город: о том, что стоит совершенно голая у высокого окна, что утро в самом разгаре и кто-нибудь может подойти к окну в доме напротив.

Стрелой уходила в море Барселонета, солнце дробилось в голубой воде.

Аля едва не вскрикнула от неожиданной, захватывающей полноты этого зрелища и обернулась, забыв, что Андрей спит и некому рассказать о том, как необыкновенно встречает ее этот день.

Кровать, с которой она только что встала, стояла в неглубоком алькове между двумя стройными колоннами. Над кроватью висела единственная картина в темной тонкой раме и притягивала взгляд не меньше, чем город за окном. Але захотелось рассмотреть картину, и она подошла чуть ближе.

Теперь она видела, что это фотография, очень хорошо сделанная, ничуть не напоминающая бесстрастный отпечаток. А картиной она казалась из-за того, что было на ней запечатлено.

Аля не сразу поняла, что же это. Сначала ей показалось, что это круги расходятся по воде – и замирают, каменеют, становятся зданиями. Потом она разглядела, что здания поднимаются по уступам горы, оттого и ощущение расходящихся кругов.

Фотография была, наверное, сделана осенью: все оттенки золотистой охры окутывали эти необыкновенные строения, сливались с ними, и казалось, что они выросли на горах, как деревья, и так же золотятся осенним днем на фоне темной небесной голубизны.

Кровать стояла прямо под фотографией. Чуть переведя глаза вниз, Аля увидела спящее Андреево лицо, его свободно раскинувшееся на кровати обнаженное тело – и тут же забыла обо всем.

Через всю комнату она на цыпочках пробежала к кровати и присела на край у его ног. Ладонь ее легла на его колено, погладила легко и ласково, скользнула выше, все еще боясь разбудить, но дрожа от нетерпения. Аля гладила его ноги, сплетенья мышц на бедрах – и наконец наклонилась, целуя…

– Иди ко мне, – произнес он таким ясным голосом, как будто и не спал, хотя глаза его до сих пор были закрыты. – Милая моя, ну, иди же…

– Ты не спишь? – спросила Аля, забираясь на кровать и прижимаясь животом к его боку. – Я тебя разбудила?

– Я давно не сплю. – Он наконец открыл глаза. – Смотрю на тебя и смотрю…

– Глазами любишь? – вспомнив, засмеялась она.

– Всем люблю!

Мгновенным движением Андрей повернулся к ней, и она почувствовала, как он всем телом прижимается к ее ногам, животу, груди, и губы ищут ее губ нетерпеливо и страстно, и руки тонут в ее волосах, гладят щеки.

Едва открывшись после сна, глаза его снова затуманились.

– Что тебе сделать, милая? – шептал он, лаская. – Слов у меня не хватает – что сделать, чтобы хорошо тебе было?

– Мне хорошо, – прямо в его полуоткрытые губы отвечала Аля. – Мне с тобой хорошо, Андрюша, ничего больше не надо…

Ей ничего не надо было от него, но сам он нужен был ей бесконечно – весь нужен, со своей мгновенно вспыхивающей легкостью, и с теми замедленно-страстными движениями, которыми он касался то груди ее, то бедер, и с этим взглядом, затуманенным желанием, и с любовью, звучащей в голосе…

Аля почувствовала, как он переворачивает ее на спину, склоняется над нею все ниже, и его волосы падают ей на лоб. Она всегда удивлялась тому, как мгновенно наливаются силой его руки, прикосновения которых только что были едва ощутимы. Ей больно становилось, когда он сжимал ее плечи в эти мгновения, но эта сладкая боль так горячила, что Аля старалась еще сильнее прижаться к нему, совсем отдаться его рукам.

– Зачем я только уснул? – Его прикосновения и так уже были горячи, но этот жар нарастал все сильнее. – Сколько времени тебя не видел, счастье мое, и заснул…

– Ты такой красивый был во сне… Ох, Андрюша! – вскрикнула она, почувствовав, как обжигающе вспыхивает в ней самой желание. – Как люблю тебя, хочу тебя!..

Ее слова были последней каплей, переполнившей его. Андрей на секунду замер над нею – и тут же Аля почувствовала, как стремительно, порывисто он раздвигает коленями ее ноги, как плоть его врывается в нее, и все, что происходит между ними, происходит теперь у нее внутри, и она чувствует его совсем своим, полностью ей принадлежащим – и ею же владеющим…

Она не понимала, как соединяются в нем легкость и сила, но именно его легкость и сила подхватывали ее сейчас, крутили в стремительном водовороте как травинку, оторвавшуюся от берега.

Это не было обычной сменой положений: что-то менялось у них обоих внутри каждое мгновение, и, прислушиваясь к себе, они словно переливались друг в друга – переворачивались, меняя ласки, то вскрикивая, то тихо смеясь.

Впервые то, что они совсем недолго знают друг друга, не пугало Алю и не тревожило: весь он был открыт ей и хотел принадлежать ей без остатка – как и она ему.

– А так хорошо тебе так?.. – спрашивал Андрей, переворачиваясь на спину и сажая ее сверху на себя, медленно двигаясь под нею; голос его звучал хрипловато и счастливо. – Скажи мне, милая моя, любимая…

– Не скажу! – В глазах у нее темнело от пронизывающего ощущения его тела внутри себя. – Конечно, хорошо, Андрюша…

Ей казалось, что они плывут вдвоем в глубокой воде под солнцем и чувствуют себя в ней как рыбы.